Рада поприветствовать

 Klops.D,  Perfect Pain,  sulfida,  valvalval777 - добро пожаловать!) Располагайтесь, кому как хочется. Позволю себе предположить, фанфики привели?)

Предлагаю сразу на "ты"

запись создана: 27.08.2010 в 18:35

@темы: Привет с того света, ПЧ

---

...

К прочтению не обязательно. Просто чуть-чуть меня. Точнее, не совсем меня. Точнее - не совсем хорошей меня. О моих снах. Чуть-чуть.

Чёрт. Я не совсем нормальна, наверное. Почему когда людям снятся кошмары, они их забывают и не вспоминают никогда больше, почему я не могу так легко их выбросить из головы? И снится... или муть, которая потом ест мозг, или кошмары, после которых по нескольку дней страшно засыпать. Хорошо хоть, что чаще снится темнота - я к ней хоть привыкла. Это не означает, что ничего не снится - просто вижу именно темноту саму по себе. К чему я это всё вообще?
Месяц не было.
А теперь опять.
На этот раз это было нечто среднее между мутью и кошмаром. Всё было, как обычно - за исключением того, что проснулась я в абсолютно чужом и незнакомом доме. Чётко помню, что спустилась со второго этажа, а сквозь жалюзи светило солнце. Яркое. Лестница была деревянной и совсем не скрипела, а я была в полной уверенности, что я тут живу.
Спустилась на кухню, опять с незнакомой планировкой и опять в полной уверенности, что это моя. Открыла дверцу холодильника - морозилки, вернее. Достала кусок сырого мяса, положила в миску - и начала есть. В руках был какой-то неизвестный столовый прибор, почему-то его не помню - но он точно был чем-то средним между ложкой и вилкой. Вкус был сладковатый, и по подбородку текла какая-то бесцветная жижа.
Вкусно было. И противно немного.
Потом, выходя - была в абсолютной уверенности, что иду в школу почему-то.
Вышла и забыла.
Дома моего за спиной не было. Был город - серого цвета. Чёрно-белый, точнее - ну серый, да? Многоэтажки, магазины, администрации и ещё... много всего. Город. Кое-где здания были просто кучей щебня. Я ходила, ходила - до-олго. Несколько дней, наверное. А ещё в плеере играла музыка. Беззвучная. Объяснить не могу, у меня так часто бывает - просто там всё не так.
А дальше провал. Кажется, что что-то важное - но этот момент стёрся начисто.
Потом я опять ела. Кого-то. Мужчина, в пиджаке и фудболке - пиджак стянула, фудболку разодрала. Помнятся какие-то самые гадкие детали - как что-то тянулось между зубов, что на лбу и подбородке что-то подсыхало, а под ногтями хлюпало. И что жевать было тяжело. И сглатывать - тоже. Очень. Но вкусно вообще-то, тоже, да.
Рядом стояли ещё четверо. Кто-то, кто имеет ко мне отношение. Один из них - человек, мужчина, кажется - или юноша - скорее мужчина, с длинными каштановыми волосами. Волосы - отличительная черта, я знала о нём только это. Все остальные стояли в паре шагов.
Он сказал - попытался сказать, что это отвратительно. Получилось "От...
Я протянула ему руку с каким-то куском. Подняла голову - там было холодно, губы и подбородок мёрзли и немножко чесались.
"Хочешь?"
Отшатнулся.
"Я так и знала"
А другие, которые стояли поодаль - были спокойны. Как будто видели это всё не в первый раз - я знала, что они видят это не в первый раз.

P. S. Я не каннибал. Я никогда никого не буду есть. Никак. Совсем. Уже и так...
P. P. S. Теперь всем ясно, откуда я беру траву?
P. P. P. S. Если я пишу, рисую, или рассказываю - сниться перестаёт. Не всегда.
P. P. P. P. S. В большинстве случаев.

@темы: Бред воспалённого мозга, Привет с того света, Сны, Ни о чём

---

Запало

Совершенно случайно нашла страничку, на которой были эти работы. Боже, боже... Они мерзкие и страшные, но западают - и каждая на что-то похожа... От них ощущения, как от моих кошмаров - и вдохновляют так же. Не поделиться не могла. Художницу зовут Anastasiya Cemetery.


















P. S. Та, что не под превью - любимая.

@музыка: Чичи - "Убей в себе других"

@настроение: "вкурил новую траву"

@темы: цепляющее, На заметку, Любимые картинки, Anastasiya Cemetery, Мысли, Люди

---

Подстриглась. Совсем коротко, под "мальчика". Счастлива, можно сказать. Легко. И парикмахер - удивительно приятный человек, из тех, кому в ответ хочется улыбаться - и мастер отличный. И даже учитывая, что врядли меня помнит - шарфик поправил, чмокнул - и неожиданно противно не было, хотя не люблю подобных прикосновений без разрешения. Чудной он, но и чудесный.
Потом с мамой в ресторан пошли - там была офигительно большая и офигительно острая пицца, короче - высший класс. Только мама почему-то захотела "цыплёнка с табаком" - это она так говорит. Болтали, чай пили - зелёный и с лимоном. Я вообще-то зелёный не люблю, но с мамой можно пить что угодно, и получать от этого искреннее удовольствие.
Вот.
Хорошо мне. Очень.

@темы: Привет с того света, Впечатления, Ни о чём

---

Привет новеньким!

 Эрини,  yunona2901 - рада у себя видеть) Что привело, ради чего остались?
Предлагаю сразу на "ты" если не затруднит)

@темы: Привет с того света, ПЧ

---

Итак, трава колосистая...

Обещанный большой пост о Соул Итере. Не знаю, насколько он вышел большим, но я старалась)

Итак, Соул Итер. Сразу скажу, что понравилось до дрожи в коленках, слёз и хохота на всю комнату. Эта атмосфера лёгкого безумия, ненавязчивой, обычной для героев ненормальности, ощущение кучи фатальных ошибок, на которых построен весь Соуловский мир... Замечательно. Показалось, кстати, довольно забавным - ни одна серия не обходится без символа Кишина, если внимательно присмотреться.
Из героев больше всех понравился незабвенный Шинигами-сама и его любовь к имению мозгов всех окружающих. Особенно сильно порадовал момент издеватеств над мелкой Медузой - я просто смотрела и получала удовольствие... чёрт, так отделать главную антагонистку мог только он. Его манера разговора, манера двигаться - он немного похож на паяца в этом... и это здорово.
Очень глубоко задела его кажущаяся чумовая беззаботность, сквозь которую редко, если внимательно присмотреться, проглядывают серьёзность и горечь, прожитые года. Вот так посмотришь - и подумаешь, что фраза "если бы я был серьёзен, то давно пополнил бы ряды товарищей в смирительных рубашках..." очень даже имеет право на существование. Понравилась его ненавязчивая, но постоянная забота обо всех своих подопечных - не только учащихся Академии, но и учителях. Не так часто видишь такого персонажа - в каком-то смысле комического, но при этом очень и очень глубокого, сильного. И я не имею ввиду боевые возможности.
Асура. Сумасшедший, коварный, непредсказуемый и всё время филосовствующий. Как ни странно, последнее не отталкивает, а очень даже притягивает. Но Арахну было жаль. Возможно, я глупа, как пробка - но мне показалось что там действительно что-то было.
Штайн. Ну, Штайн - это секс-символ всего аниме, я говорила, нет?) Где-то резкий, где-то насмешливый, кое-где - пугающий. Но очень мудрый при этом - по крайней мере, такое впечатление сложилось у меня. С немного жёсткими, но действенными методами обучения. Очень понравилось изображение его безумия - здесь его, как во многих просмотренных вещах, не романтизировали - а показали таким, какое оно есть. Дёрганные движения, дрожащая улыбка, похожая на оскал, смех, вызывающий беспокойство. Жутковатые разговоры с самим собой. И внутри у него - брождения по бесконечному городу, запретный плод, сторожевой пёс и расходящиеся дороги. Шум. Вообщем, очень сильно, верибельно.
И кстати, маленький вопрос - мне вот интересно, почему у него в доме на всех полах нарисованы векторные стрелы? Это намёк, да?)) И растительность такая же, как и у логова Медузы. Соседи, что ли? Это так, на заметку нам, шипперам...
Соул мне показался намного взрослее (по общению и поведению) чем все остальные главгеры. Нет, он и балбесничает с Блек Старом, и делает глупости, и пускает кровь при виде Блэр... но всё же, всё же. Такой циничный, скрытный, почти всегда сохраняющий спокойствие - но при этом искренне заботящемся о напарнице. Ну и Бесёнок - Бесёнок это ах)) Он такой противный и коварный, что я в восторге
Медуза. Коварная, злобная, с полным отсутствием морали и человеческих чувств - чёрт возьми, она шикарна. Эти плавные змеиные движения, непонимающе-издевательская манера разговора, интриги - ах. Внебрачная дочь Орочимару Но мне было очень тяжело ей простить Хрону - потому что ей я очень и очень симпатизирую. Но это... способность и любовь к обставлению всех окружающих - чудесно. И это её собственически-любопытно-насмешливо-уважительное отношение к Штайну, их танец, ооо... Эта манера рисовать их "тенями" когда видны только глаза и улыбка - замечательна. При всём при том она пару раз попадает в довольно забавные ситуации, типа сцены перед танцем и приёма у Шинигами, и это очень радует. Почему? Потому что из неё не сделали идеальной во всех отношениях статуи, как из Айзена - она живая, настоящая.
Вообще-то, понравились все персонажи - каждый, даже из эпизодических, привлёк чем-то своим. Но для начала про самых любимых, так?)
Манера рисовки зданий и окружающей обстановки - необычна, и, не побоюсь этого слова, шедевральна. Глазастые деревья и замки, непонятные тени и бегающие разноцветные существа, гиганские свечи и оскаленные пасти - ну разве это не прекрасно?)
Дальше чисто фикрайтерское, чего от меня ждать можно теперь Неожиданно много гета образовалось)
Штайн/Медуза
Ну, все уже поняли почему, да?)
Фри/Эрука
Показалось очень тёплым, походно-заботливым. Очень понравилась увиденная в аниме забота Фри о "боевой подруге", постоянное беспокойство о ней, желание помочь, защитить. Со стороны Эруки такое нечто вроде "ну и пусть что прыщавый, и в зелёнке, и страшный - зато мой" Как-то так)
Медуза/Эрука
Играющаяся Медуза, немного побаивающаяся, но начинающая уважать её Эрука. Мысль появилась после сцены расчёсывания последней волос у Медузы. Такое уютно-опасливое что-то.
Бесёнок/Соул
Думаю, тут тоже всё со мной ясно)
Почему-то Кид/Соул
Хочется показать разницу в мировоззрениях.

Как всегда, предлагаю покидать сюда заявок на будущее)

И вот ещё. Когда-то давно видела у кого-то... Тут всего два пункта, и все про Сида:
Ангст:
- Эх, а когда-то я был ТАКИМ парнем...
Слеш:
- Эээ... Не таким я был парнем...

Вот. "вытерла лоб" Кажется, всё. Самый добрый тролль, дело за тобой)

@темы: шипперство, Впечатления, тут можно что-то заказать, Фанфики

---

Просьба прощения

Народ, простите что опять смылась не предупредив) Это было просто очень-очень внезапно)
В качестве извинений - сборка написанных на однострочники драбблов, чего-то я затянула с ними)

Гин/Рангику. "Живым я никогда не улыбался."

Рангику никогда в жизни не видела, чтоб Гин рисовал. И искренне уверенна была, что он не умеет. Да же не то что бы уверенна - просто не было повода об этом задуматься. А сейчас он, всё так же улыбаясь - куда-то в пространство, будто бы и всему миру - склоняется над столом, быстро-быстро что-то штрихует, размазывает пальцами, хватается то за один, то за другой карандаш.
Она чувствует - какой-то, наверное, пресловутой интуицией - что нельзя, не надо, ненужно смотреть, что у него выходит. Но ведь есть ещё любопытство - не менее банальное.
С листа на неё смотрит странное, болезненно худое и тонкое существо - со стыками на шее и плечах. Куколка. Уголки рта у неё вздернуты вверх и зажаты прищепками, ручки странно изломанны - а глаза красные, широко распахнутые.
- Живым я никогда не улыбался, Ран-чан. - Гин продолжает улыбаться.
В пространство.
Будто бы и насмехаясь над всем миром.




Нелл/Кемпачи\Ячиру. Ревность Ячиру.

Волосы у неё были такие зелёненькие, пушистые, красивые. Она и сама была очень хорошей и милой - Ячиру искренне радовалась появлению сестрички.
И Кенпачику будет веселее...
...А всё-таки она дольше на нём каталась. А Кенпачик говорил, что одинаково.
...Почему, если она плачет, её все утешают?! А Ячиру нет, говорят, что должна быть сильной.
...И кимоно Кенпачик ей купил краси-ивее!
...А ей он сказок никогда не рассказывал...
Волосы у неё были такие противные, зелёные, как болото. А... А милой она притворялась, точно!

- Ячиру-тян?
Нелл гладит плачущую "сестрёнку" по голове, обнимает. Рассказывает, какая она хорошая и замечательная, и что ей совсем-совсем не надо плакать.

...Какая же всё-таки Нелл добрая.
Ячиру рада, что у неё такая сестра.



Чизуру/Халибел/Рангику/Орихиме. "Я в раю!"

Чизуру перестала к ней приставать.
Рангику больше не лезла обниматься голышом после купания.
Халлибел... С Халлибел она была всё так же незнакома.
Орихиме глубоко выдохнула.
"Я в раю!"



Заэль | Гин, улыбки как соревнование "Я вижу тебя насквозь. Доказать?"

Заэль всегда был... Существом, невероятно напоминающем Гину его самого.
Гин не любил себе подобных.
Но они слишком часто виделись.
И улыбались друг другу - искренне.
"Я вижу тебя насквозь. Доказать?"
И хором говорили тоже часто.


Гин "Ах, как мучительна ненависть без взаимности!"

Внезапно

Вы видели странности, радости, милости,
Вы слышали сказки мои и видали хитрости,
Но Вы не поймёте меня, не узнав -
Как мучительна ненависть без взаимности!


Зангетсу, Хичиго, Забимару, Хеби, Ичиго/Ренджи, "Этот идиотизм надолго. И вообще, здесь попкорн есть?"

Зангетсу уже давно сбежал бы... То есть величественно удалился бы во внутренний мир, если бы не чёртова материализация.
Пустой прислушивался с любопытством, явно собираясь потом всё подслушанное Ичиго припомнить.
Забимару фыркала и красила ногти.
Хёби хотел есть.
- Так, а ну давай уже лежи и не дёргайся!
- Ты брёвнофил?
- Это я-то брёвнофил?
- А кто, я что ли? Так, всё, я сам всё сделаю...
- Поленоман.
- Сам такой!
- А вот и нифига!
- А вот и фига!
- Ну и отлично!
- Ни и прекрасно!
- Вы раздеваться вообще собираетесь? Я есть хочу! - Хёби недовольно пнул дверь.
Хичиго фыркнул.
- Этот идиотизм надолго...
- Ну хоть попкорн-то тут есть?!


Ичимару/Рангику. Путанные сны. A+

- Ева... - шепчет на ухо насмешливый голос. - Е-ева...
Вокруг обвиваются стальные, удушающие кольца, шершавые, жгучие...
Ледяные.

Сок, сладкий, приторный яблочный сок - течёт по пальцам, по подбородку, скатывается на грудь и живот. А она ест - грызёт, забыв о правилах приличия, только бы, только бы... Сглатывает судорожно, проглатывает на глазах сушащийся, осыпающийся плод.
Облизывает кровь с рук и губ.
Змей ей улыбается.
- Моя. Моя Ева. - Змей всё продолжает улыбаться, обвиваясь вокруг ноги, талии, груди...
Омерзительно. Омерзительно, страшно, и... И...

По помещениям десятого отряда проносится отчаянный, пронзительный женский крик.
Замирает эхом где-то в закоулках.


Bleach x Reborn! Укитаке вместо Скуало. Можно юмор.

Занзас недоуменно моргнул.
- Мусор?..
Мусор снова кашлянул и извиняющееся улыбнулся.
- Доброе утро, Занзас-сан. Я принёс отчёт. - повторил он.
Рука, державшая стакан с виски, предположительно долженствующий повстречаться с головой мечника, опустилась как-то сама собой.
- Ты нажрался, мусор? - удивлённо спросил Занзас. Это означало - "Не заболел ли ты?", и было недюжинным проявлением расположения и заботы.
- Ну что Вы. Как можно на рабочем месте?.. - Скуало сделал удивлённые глаза, укоризненно покачал головой.
Потом развернулся и тихонько(!) прикрыл за собой дверь.
Занзас тихо охреневал, а Принц тихо ржал, представляя, что может привидится боссу после подсыпанной в виски травы.


Женская ассоциация шинигами | Айзен. Фотосессия. Н!

Когда Айзену устроила фотосессию Женская Ассоциация Шинигами, он думал, что попал в ад.
Тогда он просто всё ещё был в блаженном неведении, что скоро появится Женская Ассоциация Арранкаров.



А это писала для  Joe, которая хотела цирк уродов.


..А он был страннее всех. Безухий, синеволосый, закованный в самые толстые цепи. Он щерился в зал, перебегая живыми, словно живущими сами по себе жёлтыми глазами с одного лица на другое. Урюу чувствовал странное, щекотное чувство - почему-то ему казалось, что рано или поздно тот обратит взгляд на него. Было страшно, было гадко, было волнующе.
Но... Он отвернулся, не дойдя до него взглядом нескольких метров. "Не удивительно, - подумал Урюу, - я ведь сижу в самом тёмном углу, врядли с арены тут можно что-то разглядеть" Мысль была здравой и правильной, но некое непрошеное разочарование всё равно дало о себе знать. Как будто готовился неделями к экзамену, недосыпал, недоедал - а его вдруг отменили.
И облегчение, и...
Конферансье разливался соловьём.
- Дамы и господа! Нужен помощник из зала, иначе Маюри-сама отказывается показывать своё выступление! - потом он ткнул этого... Маюри своей разрисованной палкой в спину.
Тот зашипел - по звериному почти, и...
Крови было много. Казалось, даже сюда попало несколько капель, оседая на одежде, въедаясь в кожу... Кто-то выбежал, цепи натянулись, Маюри попытались утащить... Он хохотал.
Урюу не знал, кто и за что его дёрнул. Он встал из своего кресла - теперь на него падал свет. Вышел из своего ряда на лестницу, спустился - быстро, почему-то казалось, что если не успеет - то безнадёжно упустит что-то.
Никого не было. Зрителей не было, "дрессировщиков" не было. Была пустая арена и этот Маюри. Он больше не смеялся. Окинул странным, изучающим, препарирующим взглядом. Изогнул тонкие губы в улыбке, слизнул капельку крови с верхней.
- Мальчишка. Так ты хочешь быть моим... Помощником? - он прищурился.
Урюу кивнул.

@темы: Фанфики

---

Сыграем?)

Название: Сыграем?
Автор: Murury
Фандом: Soul Eater
Пейринг: Бесёнок/Соул
Жанр: сюр, ангст.
Рейтинг: PG-13
Саммари: И от ночи к ночи одно и тоже – он слушает дурацкие пластинки, сидит в кресле, препирается с Бесёнком. Но иногда привычная схема немного меняется.
Предупреждения: Ну, оно давящее немного. Как обычно, вообщем;.)
Дисклеймер: Не моё, и даже не заплатят за это.



- Эй, Соул. Сыграй. Ты же сыграешь мне, Соул?
На этот голос он уже давно привык не оборачиваться. Ну а какой дурак оборачивается, разговаривая сам с собой?
- Иди ко всем чертям. Я не в настроении.
Не спать ночами – совсем не круто. А что с этим делать, Соул не знает. Этот… Бесёнок всё же часть его. Бесявый бесящийся Бесёнок. Хе, засранец Асура бы им гордился.
Вокруг - душно-алые шторы. Под - ощутимо тяжёлый, мельтешащий в глазах клетчатый каменный пол. Эээ… Над? Что там? Вне комнаты, по крайней мере, Соул точно знает, что ничего. Только темнота. А здесь?
В этом месте есть что-то вроде правил, своих и для Бесёнка, и для него. И оба их почему-то соблюдают, хоть и не озвучивают. Условности.
Мир состоит из условностей.
Их нет только в безумии.
Что есть безумие?
Уход от условностей.
Бесёнок, кажется, должен их ненавидеть. Иначе зачем он раз за разом пытается столкнуть его – себя туда? Нет, чёртов Асура не знал, что такое безумие. Даже просидев уйму лет в мешке из собственной кожи, не узнал.
А Соул знает.
Есть чем гордиться, а? Или стыдиться. Что лучше, знает только Бесёнок, наверное. Чёрт знает, короче.
Условности… Да-нет, Соул никогда не смотрит в потолок. Да-нет, Бесёнок никогда не прикасается к Соулу. Так да или нет? Хе. Условности же.
А, чёрт, пара ночей без сна даром не проходит. Это для Соула-то, который спит большую часть суток. Он и сейчас где-то там, дома – спит. Типа. А вообще после визитов сюда он чувствует себя хуже, чем после пятичасового промывания мозгов от Экскалибура. Хотя и не делает ничего особо. Слушает дурацкие пластинки, сидит в кресле, препирается с Бесёнком.
Не круто это всё.
Совсем не…
- Ну же. Я хочу послушать.
Теперь Соул поворачивается. Потому что – любопытно. Вдруг. Бесёнок никогда раньше не говорил: «Я хочу». Было «Тебе нужно», «Иначе у вас ничего не выйдет», или ещё «Так ты сможешь помочь своим друзьям»… Фигня, короче, разная. О своих желаниях Бесёнок молчал.
А теперь вот…
- С чего бы мне тебе потакать?
- Хотя бы потому, что тебе этого тоже хочется. Прекрати кочевряжиться, Соул. Мне может и надоесть.
Бесёнок смотрит, как обычно, не отрывая взгляда, снизу вверх – будто вечно чего-то выжидает. Выполнения одного из своих желаний? Ха. А, ну да – танцует ещё, снова. Будто такая заводная игрушка, из тех, после которых детям снятся кошмары.
Соул давно уже не ребёнок. Он оскаливается, так, как привык.
- Угрожаешь, что ли?
- Ни в коем случае. Хотя… - Бесёнок замирает, будто кончился завод. – А… - Странноватое, ломанное движение. - Не знаю. Сыграй мне. Я…
- Хочешь, да?
Почему-то молчат. А пластинка уже не звучит, слышно только раздражающий скрежет иглы по её поверхности. Э… Бесит. Бесит Бесёнка тоже?
- К чёрту. Я сыграю тебе, только не таскай меня сюда больше. Достало.
Соул досадливо хмурится, поднимается, идёт к как всегда, чёрт-знает-откуда-берущемуся фортепиано.
Бесёнок наблюдает. Замирает, подносит пальцы ко рту, что-то шепчет сам себе, хихикает. Соул не слушает. Садится за инструмент, поднимает крышку. Пару минут гипнотизирует взглядом чёрно-белые клавиши – Бесёнок не понукает, ждёт. Ещё бы понукал – Соул бы послал его и ушёл из комнаты куда-то туда – где ничего нет.
Заносит пальцы над клавиатурой, шевелит – едва заметно. Представить, что держишь в руках яблоки – учитель когда-то не уставал это повторять. Надо ли говорить, почему Соул терпеть не может их?..
Музыка. Ради этого стоило терпеть, да? Сосредоточение. Так привычно и незнакомо, от раза к разу. Клавиши поддаются под пальцами, уходят вниз, пытаются ускользнуть… Фортепиано похоже на зыбкое болото, любое – а уж это-то тем более не исключение. Ошибка всегда звучит гораздо громче и резче, чем вся остальная мелодия – режет слух, запоминается больше, чем вся остальная игра.
Соул давно не делает ошибок.
Мелодия странная, рваная, но не мрачная. Скорее… это что-то, похожее на безумие. Высоко, низко. Резко. Пожалуй, эта мелодия должна резать по ушам сильнее любой ошибки. Соул любит её за это?
Он уже и не думает, что и как играет. Пальцы сами собой перебегают по клавишам, стоит только вспомнить следующую часть мелодии. Только Соул не совсем уверен… а не придумывает ли он её каждый раз заново?..
Играть. Играть, играть. Игра-ать…
Прав был Бесёнок, он сам этого хотел. Но ведь Бесёнок – это он сам? Значит, и удивляться нечему. Соул всегда знал, чего хочет.
Э?.. Это ему так кажется, или стул сдвинулся куда-то в сторону, ближе к большой октаве? До высоких звуков уже не дотянуться… Но?
Ещё одна пара рук, его рук. Только из полосатых, кажется немного выцветших рукавов пиджака торчат серые манжеты рубашки. И кожа – как у мертвеца, почти пепельного оттенка. Он улыбается, повернув к нему голову – немного не так, как сам Соул, и от этого кажется, что ошибка вроде бы и есть, и вроде бы её и нет.
- Сыграем, Соул?
Он продолжает играть – ту же мелодию, но ниже на октаву. А Бесёнок, решивший ни с того, ни с сего принять этот облик – присоединяется. Они играют в четыре руки, и все четыре – его, Соула. Соул молчит, Бесёнок молчит. Мелодию надо закончить.
Соул нервно хмурится, стараясь поспеть за слишком быстрым ритмом, который задаёт «партнёр». Бесёнок улыбается, и улыбка у него почти… счастливая?
Когда мелодия завершается, Соул запрокидывает голову, Бесёнок хватает его за руку. Нарушение. Нарушены правила, условности. Ошибка?.. Они одновременно переводят взгляд друг на друга.
У Бесёнка странное, немного обкуренное выражение лица. Руку Соула он не отпускает, сжимает всё сильнее. Боль где-то не здесь, не сейчас – он её не чувствует, просто знает, что она есть. Свет вокруг сам собой приглушается.
А игла всё скребёт и скребёт по пластинке, а мелодии нет и нет. Соулу кажется, будто она скребёт обо что-то внутри него, оставляя глубокие, незатягивающиеся царапины. Металл о металл.
Соул – металл. Коса, тяжёлая, изогнутая, отлично сбалансированная. Циничная и острая. Бесёнок – кровь, ядовитая ржавчина, отрава, которой смазано лезвие. Подлая.
Хе, они просто чудно дополняют друг друга.
Бесёнок усмехается ему в лицо, скаля острые зубы, дёргает к себе за руку. Тот проходится локтем по клавиатуре, на миг заглушая действующий на нервы звук иглы. Заваливается всем весом на свою серую копию.
Руки, ноги, волосы – облепляет, пеленает не то туман, не то вязкая смола, не то кровь. Фортепиано уже давно истлело от времени, пол растрескался и осыпался в пустоту, занавеси обратились в прах. Только игла где-то там ещё жива. И они тоже – ещё есть. Ещё существуют.
- Эй, Соул.
Поднять взгляд. У Бесёнка серые, будто присыпанные толстым слоем пепла глаза. Взгляд у него не изменился – он всё ещё выжидает чего-то, и до сих пор над ним смеётся. И улыбка у него всё ещё не похожа на его собственную.
- Чего тебе?
Соул отдаёт себе отчёт в том, что звучит это совсем не круто, особенно когда в пустоте тебя удерживают только свои-чужие руки. Бесёнок это тоже, конечно, понимает. Обнимает, совсем как Мака когда-то. Чёрный кисель поддаётся под его руками, позволяя прижать к себе. Бесёнок тихо и ехидно хихикает, Соул чувствует, что его пальцы немного странно двигаются, заставляя вздрагивать.
- Чёрт, хватит уже. Отпусти меня, давай.
Бесёнок только смеётся ещё более заливисто.
У него холодные губы. Узкие и сухие, совсем как у Соула. Тот что-то мычит, отшатывается – но чёртов кисель давит на затылок, заставляя податься вперёд. Бесёнок целуется неприлично, влажно, умело. Облизывает губы, кусает – сразу до крови, потом глубоко засовывает язык. Соул уже давным-давно миновал стадию боязни такого – но сейчас это слишком. Целоваться с самим собой, шутка ли?
Соул всем телом отталкивается, заставляя облепившую тело смолу растянуться, как резинку. Бесёнок склоняет голову набок, с секунду разглядывая его – потом снова заливается смехом.
Кисель опадает вниз (Вверх? Направо?) оставляя на костюме пару тёмных пятен. Откуда-то собирается, будто мозаика, пол. Сгущаются и алеют из темноты шторы, будто пропитанные кровью или вишнёвым соком. Зажигаются свечи, и ещё Соул точно знает, что за спиной снова появилось то фортепьяно.
Он садится в кресло, кладёт ногу на ногу, глядя перед собой. В уши вливается очередная дурацкая джазовая мелодия. Бесёнок щёлкает пальцами слишком длинных рук, скалит клыки, шепчет:
- Свинг, свинг, свинг…
- Это джаз, а не свинг.
Бесёнок с неким удивлением смотрит на него.
- Эй, мы спорим об этом каждый раз. Не надоело?
- Надоело. И ты надоел.
Соул откидывается в кресле, прикрывает глаза ладонью. Губы саднят, нижняя кровоточит.
- Что за обращение, Эванс?
- Я говорил тебе не звать меня так.
Соул чувствует, что сейчас заснёт, поэтому и огрызаться получается как-то слишком уж вяло. И разговор, один и тот же, повторяется от раза к разу.
- Ха. Как пожелаешь.
Пластинку заедает.

---

Старшие

Название: Старшие
Автор: Murury
Фандом: Bleach
Пейринг: Гриммджо|Ичиго, Улькиорра|Орихиме.
Жанр: юмор, повседневность.
Рейтинг: G
Саммари: Все живы, Гриммджо живёт у Ичиго, Улькиорра у Орихиме. А теперь давайте подумаем, насколько арранкары старше обоих детишек…
Предупреждения: можете напороться на немаленький ООС, АУ и прочие ужасы.
От автора: когда-то я обещала Kasandra_Black ГриммоИч. А вылезло это.
Будем считать, что это первая ласточка)
Дисклеймер: Их всех придумал Кубо, я только играюсь.

…А ведь в первый месяц его даже почти всё устраивало - Куросаки постоянно под боком, и подраться можно, и побесить, и вообще… За Пустыми охотится теперь можно было не спрашивая разрешения у ублюдка Айзена – он, конечно, не то чтобы раньше спрашивал – но всё же… И с папашей Куросаковским можно было довольно неплохо за жизнь поболтать – тот хороший мужик оказался, толковый – хоть и был шинигами и вел себя порой как идиот.
Началось всё с того злосчастного возвращения чёртового рыжего из школы.

Куросаки был мрачен и взвинчен до предела. Портфель был нехилым пинком закинут в угол, кроссовки – под кровать. Ичиго подошёл к столу, опёрся об него ладонями. Постоял. Выдохнул.
- И что стряслось? – с любопытством поинтересовался Гриммджо с подоконника.
Всё напускное спокойствие с Куросаки слетело мигом. Он со всей дури шибанул кулаком по столу, зашипел, схватился почему-то за голову.
- Я её убью! – рявкнул Куросаки так, что Гриммджо даже немного испугался.
- Кого?
Дальше Ичиго распинался где-то с-пол часа. Он мерил комнату шагами, он возводил руки к потолку, он призывал на голову таинственной «её» всяческие кары и бедствия, он пинал ни в чём не повинный портфель – но Гриммджо так и не понял, в чём дело.
Он соскочил с подоконника, схватил внезапно осатаневшего парня за плечи, встряхнул хорошенько пару раз. Потом ещё парочку, чтоб наверняка.
- Да что за нахрен, Куросаки? – Гриммджо, у которого от его мельтешения уже слегка заболела голова, церемониться не собирался.
Ичиго как-то весь обмяк и опустил голову. И выдал, каким-то мертвенным голосом:
- Гриммджо, она поставит мне двояк в полугодии. – он поднял голову, схватил Джаггерджака за грудки. – Гриммджо, ни за что, ты понимаешь?! Я же всё учил, хоть меня и не было много, а она слушать даже не хочет!
Во взгляде и в голосе у него было такое сильнейшее отчаяние, что казалось, будто на двояке, пусть даже в полугодии, у Куросаки кончалась жизнь. Очень хотелось над ним поржать или поизмываться – но Гриммджо этого почему-то не сделал.
И пожалел, сильно очень пожалел потом.
Но это было потом.

Гриммджо долго ему втирал, сам не зная зачем, какую-то ересь про дурных баб, про то, что оценки – фигня полная, главное же, что знает. Ещё внушал насчёт того, что он, блин, стольких уже совсем нехилых противников обставил, что ему теперь какой-то хилый двояк и несдался. Ичиго постепенно, не сразу – но поддавался. Ну, то есть приступов бешенства или отчаяния уже можно было не ждать.
Но за это время Гриммджо как-то незаметно сам проникся к придурочной училке неприязнью.
Успокоенный Ичиго ушлёпал на кухню, проникшийся Гриммджо сиганул в окошко. Ичиго пил чай, а Гриммджо, не особо задумываясь, зачем оно ему нужно, отправился в школу.
На следующий день Ичиго вернулся, притащив честно выстраданный четвертак. Если вчера Куросаки готов был убить весь мир, то сегодня он был готов весь мир любить. И Гриммджо, уже слегка жалеющему о вчерашнем внушении, это пришлось терпеть. Куросаки что-то радостно вещал, найдя в его лице слушателя.
Гриммджо хотелось подраться. Хоть с кем-нибудь.

С того дня всё как-то вообще поменялось. Не в лучшую сторону, как считал Гриммджо. Ичиго рассказывал буквально всё – будто раньше поговорить было не с кем и прорвало. И смотрел так, будто совета ждал, или поддержки, или ещё чего… И, чёрт. Почему-то Гриммджо приходилось это давать. И пусть даже это ограничивалось «Да дай ты ему по морде, и всё» или «Пошли их всех на короткий хутор» или «Да ну не раскисай, ты же мужик…», Ичиго этого хватало.
Теперь с ним стало и не подраться нормально, бесить и ржать – невозможно вообще. Гриммджо ощущал, что Куросаки медленно, но верно становится чем-то вроде младшего в стае, которого надо тыкать в ошибки, оберегать, и ещё хрен знает что с ним делать.
Это злило, это раздражало, это было…
Но когда по вечерам Ичиго в очередной раз совершенно по-детски просил рассказать ещё раз, как он со стаей завалил какого-нибудь сильного нумероса, даже не будучи арранкаром, Гриммджо почему-то рассказывал. Чувствовал себя при этом несколько странно, конечно, но…
Ишшин в тихую ухмылялся, думая, что из того получился вполне себе неплохой дедушка.

***

Улькиорра с некоторых пор начинал думать, что такое наказание свалилось на него не просто так. Потому что женщина была наказанием страшным.
Она была аккуратна, она была самостоятельна, она могла себя прокормить… Вплоть до того момента, как Улькиорра появился в её доме. Иногда он думал, что наверное, не следовало тогда…

Орихиме немного испуганно посмотрела на только что зашедшего на кухню Шиффера. Он, быть может, и изменил некоторые убеждения после боя с Куросаки, но вот манера общения со всеми окружающими не изменилась. Тот сел на стул напротив кухонного стола. Орихиме хотела было что-то спросить, но тот качнул головой, прерывая и велел:
- Готовь дальше, женщина.
Орихиме продолжила. Сначала непривычное внимание немного мешало, но потом она почти забыла о присутствии в комнате ещё кого-то. Арахисовая каша с лимоном, дыней и майонезом обещала получиться замечательно. Улькиорра хмурился. Из того, что он знал о человеческой пище, следовало, что ингредиенты не совместимы. И есть это было бы чревато… проблемами.
- Женщина. – позвал Улькиорра.
- Да, Улькиорра-сан? – Орихиме оторвалась от приготовления тостов с рыбой и малиновым джемом.
- Женщина, ты не будешь это есть. – Улькиорра поднялся со стула, подошёл к ней, глядя сверху вниз.
Почему-то не сработало.
- Ну конечно, не буду! – Улькиорра почувствовал подвох, но было уже поздно. – Это для вас, Улькиорра-сан. – Орихиме немного робко улыбнулась. – Я уже ела, а это, ну… в честь новоселья вашего… - это был тупик.
Если бы Улькиорра отказался, Орихиме бы обиделась. Расстраивать и заставлять женщину плакать не хотелось. Может, из-за зачатков просыпающейся совести, но вообще-то Улькиорра просто не знал, что делать с плачущими женщинами. Поэтому он просто спросил:
- Да?
Орихиме уже более уверенно и радостно кивнула.

- Улькиорра-сан? Улькиорра-сан! Вам нехорошо? – самая большая ирония, думал Улькиорра, в том, что женщина о нём искренне заботилась, как будто не было тех нескольких дней в абсолютно белом помещении.
Слегка зеленоватый Улькиорра тихо произнёс, поднимаясь по стеночке:
- Всё в порядке, женщина. Мне нужно… отдохнуть. – он согнулся пополам, прижав руку ко рту, ещё тише прохрипел – Я сейчас вернусь.

После этого Улькиорра безапелляционно заявил, что готовить будет сам. Объяснить женщине, которая готовить (всякую отраву) искренне любила, «почему» было тяжело, но он постарался. «Лапши навешал» сказал бы Гриммджо, но Джаггерджак жил у Куросаки и, следовательно, о тонкостях совместного проживания бывшего Кватро Эспады и Иноуэ Орихиме понятия не имел.
Улькиорра нашёл поваренную книгу, конфисковал у женщины фартук и принялся учиться. Как ни странно, всё было вовсе не так ужасно, как он себе представлял – ему даже… нравилось, да?
Но это было не всё. У него появилась странная мания. Он отдавал себе в этом отчёт, конечно, но…

- Где ты была, женщина? – казалось, от его тона окна в доме должны были покрыться инеем.
Орихиме поёжилась и слегка отступила. Улькиорра двинулся следом.
- Я спросил…
- Я была у Тацки… - тихо пискнула она.
- Кто такой Тацки? – нет, Улькиорра отчётливо понимал, что это не его дело, но всё же…
- Это моя подруга, Улькиорра-сан. – Орихиме осторожно заглянула ему в глаза. Те стали на пару десятых градуса теплее.
- Ты могла предупредить, женщина.
- Я…
- Ужин на столе.
Орихиме почувствовала себя отчитанной маленькой девочкой. Было не слишком-то приятно, обидно даже… Но с другой стороны, Улькиорра о ней… беспокоился?
Улькиорра сидел напротив за столом, читая книгу, Орихиме уплетала онигири, радио тихо шептало что-то низким мужским голосом.
Было… уютно?

Улькиорра злился, если она приходила позже шести – даже если предупреждала. Улькиорра не подпускал её к плите на расстояние выстрела серо. Улькиорра делал с ней уроки, случайно узнав однажды, что она получила трояк – не то по математике, не то физике.
Вообще, Улькиорра постепенно превратился во что-то такое вечное и незыблемое, без чего уже и не обойдёшься. Орихиме не задумывалась о том, хорошо это или плохо, странно или нормально. Так было. Было и всё.
Улькиорра же чувствовал странную, болезненную потребность о ней заботиться – и если хоть какая-то мелочь шла не так, нервничал и беспокоился. Внешне это не выражалось, конечно – но Орихиме уже знала, что даже чуть поджатые губы или прищуренные глаза – сигнал, что надо срочно как-то убедить Шиффера в том, что всё в порядке.

Урахара прикрывал улыбку веером и склонял голову набок. Орихиме вежливо поклонилась, поздоровалась. Тот помахал на неё веером, говоря что-то про «не нужно таких церемоний, Орихиме-чан», всплеснул руками, поправил шляпу и снова улыбнулся.
- Вы не могли бы передать своему родителю вот это? – Киске протянул какой-то свёрток.
Орихиме кивнула. Потом запоздало удивилась:
- Урахара-сан, но у меня же нет родителей…
Тот обернулся.
- Ох, прости, оговорился, Орихиме-чан. Передай пожалуйста Улькиорре-куну.

«Родитель» ждал дома, что-то читая, как обычно.
Обед был уже на столе.

@темы: Фанфики

---

Название: Кровь, мёд и волк.
Автор: Murury
Фандом: Bleach
Пейринг: Хичиго/Ичиго
Жанр: странная сказка, сюр.
Рейтинг: PG
Саммари: Почему Ичиго не любит мёд, кружева и пчёл.
Предупреждения: возможный ООС.
От автора: Навеяло очередным заходом в «Тропу».
Дисклеймер: Персонажи – Кубо, больная фантазия – мне.


Идея пойти в воскресенье на пикник принадлежала… а, чёрт его знал, кому же она принадлежала. Но поддержали её все – ещё бы, такая возможность и из города выбраться, и с друзьями побыть – просто так, не по делу. Будущее немного омрачало обещание Орихиме наготовить еды на всех, но Рукия вызвалась ей помочь – так что ровно половина припасов обещала быть съедобной. По крайней мере, Ичиго надеялся, что она всё-таки научилась готовить в свои сто двадцать.
Солнце сияло, как начищенный пятак, река и луг были похожи на отфотошопленную картинку из Интернета. Высокая трава уходила куда-то вверх, к небу.
Ичиго, который валялся в ней, это было видно особенно хорошо.
А ещё почему-то очень сильно хотелось спать.
В конце концов, стояла такая жара…

Холодно. Мерзко-пробирающе-зябко холодно.
Ичиго съёжился, не до конца отойдя ото сна, сморщился. Взъерошил волосы на макушке, сел – одновременно недоумевая, куда подевалась вся трава - земля была абсолютно голой.
Огляделся.
Лес. И чёрные деревья с кружевными, будто выделанными чьими-то ловкими пальцами ветвями. С узелками на месте листьев. Всё вокруг было почти обесцвечено, как в таком вот объёмном чёрно-белом кино. Ещё были редкие, но очень высокие кусты, выше его роста. Они тоже выглядели составленными из чёрно-серых кружев.
Зрелище было странным. Непривычным. Необычным. Ичиго… не нравилось.
Стволы деревьев вдалеке будто тонули в странном тумане, растворялись в сером мареве, расплывались, как рисунок, на который капнули растворителя.
Что это за место? Вопрос был вроде бы и органичен, но в голове не задержался совершенно.
Откуда-то издалека слышалось… пение? Нет, скорее что-то вроде тихого задумчивого мурлыканья. Но слова там тоже… были, да? Не особенно задумываясь, Ичиго поднялся на ноги и пошёл в сторону, откуда слышался голос. Он вспомнил, что это всё сон.
Вскоре стало можно различить, что голоса два – женский и детский, и что они раздаются только изредка – в основном играла виолончель. Мелодия была достаточно… непонятной. Такой же, как неестественно кружевной лес вокруг. Одновременно успокаивала и действовала на нервы.
Как так может быть, Ичиго не знал.

Поляна была похожа на чёрный выжженный круг.
А вот дерево было неожиданно белым. Абсолютно сухим и безлистным… бескружевным. Оно выглядело очень старым, но при этом не превышало двух ростов Ичиго. По всей его поверхности, на которой, похоже, отсутствовала кора, змеились серые узоры, почти не различимые из далека, а ближе к середине, у развилки ветвей, зияло здоровенное дупло.
«Как дыра Пустого» - подумал Ичиго. Мысль была неприятной.
Но дерево, вообще-то, не слишком его интересовало.
Под ним, между корней, лежал старенький, почти допотопный проигрыватель. Теперь Ичиго понял, почему даже у ребёнка голос иногда начинал хрипеть, будто он задыхался. Или она. Детские голоса все так похожи.
И всё-таки мелодия больше раздражала, чем успокаивала. Ичиго слишком устал, ему хотелось тишины. Он подошёл к дереву ближе, присел на корточки. Замер. Почему-то казалось, что прежде чем протянуть руку и выключить, нужно…
Раздался глухой стук, виолончель выдала последнюю ноту, девочка допела, женщина только начала… Проигрыватель был безнадёжно испорчен, рядом валялась толстая отломанная белая ветка. Узор на ней чернел и тёк, как разлитые чернила.
- Привет. – Ичиго поднял голову, встретившись взглядом с разлёгшимся на ветке Пустым.
Тот знакомо ехидно улыбался, глаза были знакомо неправильно-серьёзно прищурены. Ещё он легкомысленно болтал ногой, спущенной с ветки. Как маятник.
- Раздражает, да? – Ичиго молчал. – Надо ведь было как-то тебя заставить прийти сюда.
Наверное, Пустой тоже слишком устал для того, что бы снова строить каверзы или бросаться на него с мечом. Да и меча-то при нём не было – была зелёная футболка и белые шорты до колен. Если бы не болезненно худые, жилистые руки и ноги, испещренные шрамами наподобие того, как дерево было покрыто узорами, и не превратившаяся из хищной в странную улыбка, он смотрелся бы почти по-домашнему.
- Зачем? – это было непривычно, вот так спокойно разговаривать с ним, не ожидая очередной каверзы.
Вернее, подвох где-то, очевидно, был – но это не слишком беспокоило.
- Ну… - Пустой склонил голову набок, посмотрел вверх, постучал ногтем по коре. Облизнулся, показав синий язык. – Любишь мёд, а, Ичиго?
Вопрос совершенно выбивал из колеи. Ичиго судорожно постарался вспомнить, что такое мёд. Вспомнил.
- Нет.
Мёд. Сладкий, липкий, горячий. Вкус оседает на языке, и сколько воды не пей – всё равно не исчезнет. А если подсыхает на коже, то хуже, чем смола – не смоешь, не отскребёшь – как тягучая жидкая карамель. Даже если уже научен, даже если уже знаешь…
Ещё переливается, как такой жидкий янтарь. Падает тяжёлыми, тягучими каплями. Ичиго точно помнит, что терпеть не может мёд – эту приторную привязчивую дрянь.
- А я люблю. – Пустой снова облизывается, подбирает ногу, становясь похожим на эдакого бледного Маугли. Складывает руки перед собой, кладёт на них подбородок.
Потом показывает одними глазами на дупло, произносит – звука не раздаётся, Ичиго почти читает по губам.
«Достань мне»
- А с чего это ты шёпотом? – Ичиго говорит это, просто чтобы что-то сказать.
Пустой растягивает рот в улыбке, широкой, будто подшитой верёвочками.
«Пчёлы»
Ичиго отворачивается, скрещивая руки на груди, фыркает.
- Не стану. Сам лезь, если тебе так надо. – Ичиго слишком, слишком устал.
- А мне достанешь? – слышится позади голос. Детский.
Ичиго медленно разворачивается. Борется с желанием протереть глаза.
- На что уставился, Ичиго? – спрашивает Пустой с ветки.
- Достань мне мёда, Ичиго. – просит его уменьшенная копия, дёргая его за штанину. Недовольно щурится, поджимает губки. – Ну же.
Ичиго хочется схватиться за голову. Сон, кружевной нарисованный лес, мёртвое узорчатое дерево и двое Пустых – один взрослый, в шортах и майке, и второй – лет шести, клещом вцепившийся в штанину и не по-детски настойчивый. Да что за…
- Слушай, не будь эгоистом. Мне не дотянуться.
- Ичиго достань мне мёду. Или я натравлю на тебя волка, слышишь?
- Да на что ты так смотришь, тут же никого нет!
- Мё-ду!
- Да заткнитесь же оба! – Ичиго помотал головой, отступил на пару шагов, чтоб держать обоих в поле зрения. Перевёл взгляд с одного на другого.
Мелкий щурил жёлтые глаза и неприятно кривил рот, взрослый легкомысленно болтал уже обоими ногами, слегка покачиваясь, будто следуя какому-то ритму. Облизывал узкие губы кончиком языка, косясь то на дупло, то на Ичиго. Потом ехидно приподнял брови.
- Галлюцинации, да, Король? – издевательски покачал головой, цокнул языком. – Быва-ает… Так ты лезешь или нет? Я жду.
- Жадина! – прошипел мелкий, как-то уже совсем гадко перекривив лицо. – Ну погоди у меня…
Проигрыватель медленно погружался в землю, ставшую вдруг зыбкой, похожей на туман. Прошла пара секунд, прежде чем Ичиго понял, что погружается не только он. Попытался отскочить, вырваться – но земля была, как мёд - липкая и вяжущая.
- Как кровь. Знаешь, от неё гораздо тяжелее избавиться. – Это опять был Пустой, но голос слышался почему-то прямо над ухом.
Ичиго быстро поднял взгляд – и взрослый, и мелкий Пустые сидели на ветке рядышком, как два ехидных и бледных воробья.
- Я же говорил, - произнёс мелкий, - что позову волка.
Потом противно улыбнулся и помахал ручкой. Ичиго перевёл взгляд вправо – там и правда был… волк. Белый и здоровенный – Ичиго точно знал, что таких не бывает. И ещё – волк, Ичиго готов был поклясться, ухмылялся. Не странно, как тот Пустой на ветке – а слишком похоже на…
Он повернул огромную башку в сторону дерева, оскалился, зарычал. Шерсть на загривке встала дыбом, морда сморщилась, с клыков на землю, снова отвердевшую, закапала слюна. Ичиго всё ещё был в ней по щиколотку.
- Ты придурок, чёрт. Не надо было его звать. – Пустой, который был в зелёной футболке, отвесил мелкому нехилый подзатыльник. – Пошли отсюда.
Потом у Ичиго на пару мгновений всё расплылось в глазах, а когда прояснилось, дерева уже не было. Только те, чёрные, кружевные. И, - Ичиго опасливо отклонился в сторону, - волк тоже не подумал никуда деваться. Наоборот – как-то слишком уж разумно прищурился, фыркнул – издевательски, Ичиго готов был поклясться. Неторопливо подошёл. Ичиго замер, почти не дыша – мало ли что придёт в голову дикому зверю?
Волк, похоже, искренне наслаждался его замешательством. Сел почти вплотную, снова ухмыльнулся. Широко зевнул, почесал ухо, демонстрируя немаленькие острые когти на лапах.
- Это были пчёлы, - произнёс волк голосом Пустого, и Ичиго как-то неожиданно спокойно подумал, что сходит с ума.
- Пчёлы, да? – Ичиго знал, что переспрашивать – глупо, но стоять и пялиться на говорящего волка было ещё глупее.
- Ага.
Потом волк встал, обошёл его сзади, заставив немыслимо изогнуть шею. Резко толкнул здоровенной башкой под колени, заставив завалиться назад, на любезно подставленную спину. Ноги неожиданно легко выскользнули из земли. Ичиго едва не перевалился через зверя, но тот успел как-то немыслимо изогнуться-развернуться-подняться, и он ощутил себя сидящим на широкой, жилистой спине. Как-то мимо сознания пробежала мысль о том, какой же он, на самом-то деле, худой. Длинная, даже как будто расчёсанная шерсть явно значительно придавала ему объёма.
- Чёрт,- недовольно произнёс волк, - у тебя ноги все в крови, ты мне шерсть испачкал, придурок.
Ичиго посмотрел на свои ноги. Те были в чём-то чёрном, которое падало на такую же чёрную землю редкими, тягучими каплями. На кровь оно было похоже меньше всего, но на белых боках у волка и правда остались полукруглые разводы.
Ичиго должен был спросить что-нибудь вроде «Почему это ты говорящий?» или «Это разве кровь?», но спросил почему-то:
- Что было бы, если б я полез за мёдом?
Волк фыркнул.
- Они бы тебя сожрали с чистой совестью. Вернее, кровь бы всю выдули. Ты забрался к ним в дупло за их мёдом, а они бы выпили твою кровь. Всё было бы, - теперь он каким-то непостижимым образом хихикнул, - честно, понимаешь? А из крови они делают мёд.
- Неправильные пчёлы. – констатировал Ичиго.
- Неправильный мёд. – согласился волк. Потом, подумав, добавил, – Тебя надо отмыть.
И сорвался с места. Вокруг неслись кружевные деревья и кусты, странная кровавая земля убегала прочь из-под мохнатых лап, изредка невысохшей краской брызгая в стороны и на белую шерсть. Ичиго изо всех сил вцепился в ходуном ходящий загривок, хотя и был почему-то уверен, что ни за что не свалится. Если волк этого не захочет.
Сон был определённо в высшей степени странным.
Ичиго был уверен, что это сон.
Земля ударила по макушке совершенно неожиданно и больно. Ичиго по инерции кувыркнулся через голову, успев подумать, что чёртов волк решил устроить ему карусельку.
Поверхность под ним была твёрдая и колкая. Песок? Ичиго поднялся на ноги, немного пошатнувшись – пробежка на ходуном ходящей спине не прошла даром. Поискал глазами волка, чтобы объяснить наглой скотине всё, что о ней думает.
Волка не было.
Был Пустой, на этот раз в привычном белом косоде и хакама. На последних по бокам были свеженькие чёрные полосы. Пустой сделал шаг к нему, фыркнул.
- Ну, добро пожаловать, собственно говоря. – он развёл руки в стороны, чуть наклонил голову. – Нравится здесь?
Ичиго всегда старался быть как можно более честным.
- Нет. Это место… странное. – Ичиго нахмурился. – А что…
Его прервал смех. Пустой хохотал, согнувшись пополам, его дребезжащий голос резал слух, бил по ушам. Но остановился он так же резко, как и начал.
- Мне у тебя тоже не особенно нравится, знаешь? – он заглянул Ичиго в глаза, неожиданно спокойно и серьёзно. – И ещё, знаешь, забавно слышать про странности от человека, у которого внутренний мир перевёрнут на девяносто градусов. – Пустой усмехался.
Пару секунд Ичиго не понимал. А потом…
- Это… твой внутренний мир? – Ичиго немного ошарашено огляделся. Лес, кстати, остался за спиной – они оба стояли на сером песке – а за спиной у Пустого… Что-то вроде озера? Идеально ровное, чёрное – будто и не озеро даже, а глубокая пропасть с ровными краями. Противоположного берега было не видно – там клубился странный, ощутимо живой туман.
- Сто очков, поздравляю. – ехидно отозвался монохромный близнец.
Дальше Ичиго полагалось поинтересоваться «Как?», «Что я тут делаю?» или ещё что-то похожее. Ичиго спросил:
- А пчёлы?
- Они – это тоже я. Они тебя хотят сожрать, но им нужна причина. Поэтому они ставят условия.
- Кого-то мне это напоминает. – Ичиго скрестил руки на груди.
- Не выпендривайся, умнее от этого не выглядишь. – Пустой отвернулся, подошёл к берегу.
Стащил варадзи вместе с носками, закатал хакама до колен. Сел, спустив ноги в воду – та даже не шелохнулась, будто бы была не водой, а такой вот текучей сгущённой темнотой. Потом бросил через плечо:
- Раздевайся давай, чего встал?
- А?
Пустой испустил тяжкий вздох, долженствующий продемонстрировать Ичиго всю глубину его никчёмности.
- Мы сюда мыться пришли, идиот.
Это было… ну да, странно, как и всё здесь, в этом сне-не-сне. Пустой на него не смотрел, но взгляд Ичиго всё равно чувствовал – изучающий, ощупывающий со всех сторон. Может быть, это были пчёлы. В любом случае, с раздеванием Ичиго постарался управиться поскорее. Без брюк и майки оказалось неожиданно зябко.
- Весь раздевайся. Намочишь же. – Пустой не оборачивался, размеренно покачивая ногой в воде.
Нет, он, конечно, тоже был парнем и всё в таком роде – но от мысли, что тот будет на него смотреть, становилось… неприятно. Всё-таки одежда была и чисто психологическим барьером – человек в штанах всегда чувствует себя более уверенно, чем при отсутствии таковых. Вообщем, Ичиго искренне понадеялся, что смущение в голос не просочилось.
- Тебе-то какая разница?
- Да никакой, собственно. – Тут Пустой соизволил обернуться. – Или есть чего стесняться, а? – нет, он не был бы собой, если бы не вставил очередную ядовитую шпильку. – Давай уже, - он фыркнул, - все свои.
Ичиго подумал, что Пустой в чём-то прав. Он хоть и был малость полоумным, но гонять обнаженного Ичиго мечом, всё-таки, пожалуй, не стал бы.
- Заходи, я не смотрю. – Это была новость. Пустой мог быть тактичен? – Было бы на что… - Ну, в своём духе, конечно.
Ичиго подошёл к берегу, опасливо дотронулся до воды пальцами. На ощупь вода была… водой, как ни странно. Ледяной водой.
- Я… - что Ичиго хотел сказать, так и осталось загадкой.
Чужие руки от всей души толкнули в спину, заставив завалиться вперёд, нелепо и по-птичьи взмахнуть руками.
В первый миг Ичиго задохнулся, казалось, что вода из ледяной вдруг превратилась в крутой кипяток. Легкие жгло – не то воды успел вдохнуть, не то холод, не то жар – Ичиго был уже ни в чём не уверен…
А потом чья-то рука схватила его за волосы, и потянула куда-то… вниз? Нет, оказалось, что вверх.
Ичиго судорожно вдыхал воздух, как будто пытаясь надышаться впрок. Грудью он лежал на берегу, в полузабытьи скребя песок ногтями. Кашлял. А вода… была тёплой?
Пустой ухмыльнулся, снова запустив ладонь ему в волосы.
- Отмы-ылся… - как-то сонно произнёс, почти пробормотал. Ичиго вскинулся.
- Что это…
- Кровь. Я же тебе говорил – от неё всегда тяжело избавиться. – Пустой откинулся, укладываясь спиной на песок.
- О чём… - но его снова прервали. Пустой вообще любил поговорить, на самом-то деле.
- Знаешь, я тут достаточно редко бываю, на самом деле. А ТАМ, - он поморщился, - ТАМ в последнее время от дождей не продохнуть. Надоело мне, понимаешь ли.
- А кровь тут причём? И пчёлы?
Пустой повернул голову, хмыкнул.
- А то сам не знаешь.
Ичиго подумал, что Пустой прав. Тысячу раз.
Ишида. Друг, не смотря ни на что. А у Ичиго на руках…
Вода ощутимо похолодела. А на руках появилось что-то… тёплое.
- Чёрт. – Пустой быстро поднялся. – Тебя ещё раз искупать, да? Ты не виноват, придурок. – предупреждая следующую фразу, - И я тоже.
Ичиго был растерян. Вода сделалась нейтральной, почти неощутимой температуры.
- Но…
Тот фыркнул.
- Несчастный случай. Заруби себе на носу, понял? И запомни, - он схватил его за руки, почти насильно развернув ладони вверх, - вот этого – нет.
Это был сон, а во сне Ичиго всегда делался доверчив. Кровь с ладоней исчезла сама собой – будто протёрли тряпочкой.
Пустой снова оттолкнул его от берега. Сел, уперевшись локтями в колени, подперев голову кулаками. И вдруг спросил:
- Любишь мёд, а, Ичиго?
Тот немного удивлённо качнул головой.
- Нет.
Пустой улыбнулся. Как-то даже… Нормально, что ли? По-человечески, почти уютно.
- Врун. – Пустой смотрел прямо в глаза. Ичиго подумал, что надо бы запомнить - подобные улыбки ничего хорошего не предвещают.
Ичиго чувствовал какой-то подвох, но найти его не получалось. А дно было илистым, склизким – будто бы кто-то намазал его маслом или нефтью. Он слышал, что если нефть попадает на кожу – её практически невозможно отмыть. А ещё знал из школьного курса физики, что плотность у неё меньше, чем у воды – поэтому она всегда плавает эдакой плёнкой на поверхности.
Похоже, нефть здесь тоже была неправильной.
- Почему это? – вышло без особенного интереса. Ичиго искал подвох.
- Пфф. Просто потому, что ты его любишь. – потом он сделал паузу. Улыбка переменилась – как отражение в кривом зеркале. Снова знакомо-широко-мерзкая. – Гадкий он, этот мёд, а? – Ичиго молча смотрел на него. – Гадкий, ты так думаешь, я знаю. Вообще-то, я знаю почти все твои мысли, в курсе? Гадкий, но почему-то ты заставляешь себя его есть, когда заболеваешь, правда? Потому что он тебе нужен, ну-ужен…
- К чему ты ведёшь? – настороженно спросил Ичиго. Отклонился корпусом немного назад, хотя и так стоял от берега в нескольких шагах.
- Закрой рот. – Пустой нахмурился. – Не перебивай меня. Ты и так слишком много всегда болтаешь, и всё не по делу. – У Ичиго было своё мнение насчёт того, кто много болтает и должен заткнуться – но почему-то казалось, что подвох раскроется вот-вот. Ведь высказать Пустому, кто он есть, можно и потом? – И всё же… Знаешь, так забавно наблюдать, когда ты видишь, как мёд ест кто-то другой. – Пустой покачал головой, хмыкнул, развёл руками. Очевидно, он пытался показать, насколько ему забавно. – Ты видишь, какой он красивый на вид, и помнишь, как гадок тебе его вкус. Каждый раз пробуешь понемножку, что бы убедить себя в этом – и у тебя получается. Только порция настолько мала… Знаешь, ты пробуешь не мёд, а своё самое первое воспоминание о нём. – Он помолчал. – Смешно.
Ичиго не смеялся.
Пустой не смеялся.
Даже улыбаться перестал. Мрачно, тяжело посмотрел на Ичиго, подперев подбородок кулаком. Прищурился. Кажется, он был зол, сильно так зол. Ичиго не помнил у него такого выражения лица.
- Не понимаешь?
- Нет. – Ичиго казалось, что он вот-вот поскользнётся.
Пустой фыркнул. Потом запрокинул голову и засмеялся – легко, заливисто, высоко. Даже несмотря на режущий слух металл в голосе, напряжение как-то вдруг спало.
- Ну, я и не ждал от тебя, вообще-то. Мёд – это моя сила. Твоя вернее, идиот.
Ичиго понял. И подвох, и…
Неправильные пчёлы, которые пытались почти заставить его достать мёд – а за это должны были сожрать. Это было так по-детски смешно, жестоко и правильно.
- И знаешь ещё, напоследок. Предупрежденьице, на всякий случай, ага? Я здесь разложен на составные части, это должно было быть понятно и тебе. Там, - он выделил слово голосом, - и пчёлы, и я – одно и тоже, усёк? Не расслабляйся, вообщем. А то, - он широко ухмыльнулся, - сожрём.
- С чего такая забота-то вдруг? – Ичиго нахмурился.
- Стайный инстинкт. – теперь Пустой откровенно скалился. – Я же волк.
Ичиго пытался осмыслить всё произошедшее. Вода постепенно становилась теплее, а дно – твёрже. Теперь это был просто песок, такой же, как на берегу.
Пустой оглянулся по сторонам, будто что-то услышал. Нахмурился, чертыхнулся. Потом снова посмотрел на Ичиго.
- Всё, твоё время вышло. Иди сюда. – Ичиго хотел было что-то спросить, но Пустой снова нервно обернулся и шепнул сквозь зубы – Быстро.
Ичиго подошёл к нему, разгребая воду руками – следов на ней по-прежнему не оставалось. Пустой опустил ладонь ему на голову, надавил на затылок. Ногти неприятно царапнули кожу, заставив поморщится.
- Давай, ныряй.
Ичиго задержал дыхание.
Вода горячим киселём обожгла-приласкала кожу – но приятно почему-то определённо не было.
Глаза открывать было бесполезно – темно было и так, и так. Если бы не рука Пустого на макушке, можно было бы подумать, что он висит в пустоте. Пустоте и тишине. И…
Дыхание кончалось. Ичиго попытался вынырнуть – но ему не позволили. Рука больно вцепилась в пряди, Ичиго вцепился в неё… Пустой его топил. Методично. Спокойно. Ичиго успел подумать, какой же он дурак, что повёлся на почти-нормальное поведение, болтовню… А рука исчезла. Ичиго рванулся вверх, но вместо глади воды наткнулся на какую-то плёнку, преграду… рванулся снова, отчётливо послышался треск. Как в воде можно слышать, Ичиго не знал – да и не задумывался об этом, вообще-то.
А потом он полной грудью вдохнул воздух внутреннего мира. Вокруг по стене небоскрёба валялись осколки разбитого окна. Выбираясь на стену, он краем сознания отметил, что волосы почему-то сухие, а на только что обнажённом теле появилась привычная чёрная форма.
Пустой, до этого валявшийся неподалёку, приоткрыл один глаз.
- О, их Величество соизволили вернуться… я уж думал, тебе там понра-авилось…
Однозначно, в этом Пустом было больше от пчёл. Это было… ну, вообщем, волк хоть и раздражал слегка надменной манерой разговора, но почему-то вызывал нечто весьма похожее на симпатию.
- А, точно. То озеро – темнота. – Пустой хихикнул. – Я всё-таки тебя туда затащил. И знаешь, если дашь слабину – останешься в лесу на вечное поселение. Тебе же там не понравилось? Молчи, знаю, что не понравилось. – он потянулся, зевнул. – Делай выводы.
А потом было чёткое ощущение удара по голове, и Ичиго отключился.

Солнце сияло, как начищенный пятак, река и луг были похожи на отфотошопленную картинку из Интернета. Высокая трава уходила куда-то вверх, к небу.
Ичиго проснулся.
Откуда-то слышался голос Орихиме, кричащий, что обед готов.

@темы: Фанфики

---

Очередное приветствие)

 totgeboren puppe,  Tej_Nikki, [J]Твой Заяц[/J],  a-joi,  Kella6,  Ori-Ori,  SenexSensu,  Сатанринь - ну, всем привет, собственно говоря) Что кого привело?)

@темы: Привет с того света, ПЧ

---

Название: О вреде диет
Автор: Murury
Фандом: Bleach
Пейринг: Йоруичи/Хиори, в основном – Йоруичи/мозг Хиори
Жанр: юмор, повседневность
Рейтинг: PG-13
Саммари: «А поутру они проснулись…»(с)
Предупреждения: Да никаких, собственно, всё довольно мирно… насколько мирно может быть в присутствии Хиори.
От автора: Эмм… ну я как бы подозреваю, что сие есть совсем не то, чего хотела Garsonne urban … Прости, пожалуйста, и за задержку, и за это)
Дисклеймер: Сих дам придумал Кубо, а не я. Но если он заявит права, то рискует быть побитым. Тапком.


- Да отпусти ты, кошка драная… - лениво бормочет Хиори, заворачиваясь в простыню.
Йоруичи фыркает, нависая над ней. Та сейчас такая забавная – сонная, растрёпанная – и пахнет почему-то парным молоком. Йоруичи совсем по-кошачьи трётся носом о её щёку, обнимает, прижимая к себе.
Хиори разражено шипит, отпихивая её от себя, неразборчиво выдаёт что-то очень сердитое и матерное. Йоруичи в ответ только смеётся, прижимая её к матрасу, сопротивляющуюся и сонную.
- Ты мне поспать дашь или нет, а? – безнадёжно и обозлено.
Но Йоруичи недаром знает её уже больше ста лет.
- Кто-то вчера утверждал, что сон ему не ну-ужен… - ехидно протянула она.
- Иди ко всем чертям. – Хиори устало отвернулась. – Я жрать хочу.
Йоруичи фыркнула.
- Ты вообще что-нибудь хочешь, кроме как есть и спать?
- Драки?..
- Пфф. Это не ко мне.
- Тра… - Йоруичи закрывает ей рот ладонью, впрочем, тут же укушенной.
- Рот с мылом помыть? – ласково так спросила.
- Ха! Принцесса, тоже мне… Вчера мой язык тебя более чем устраивал. - Хиори села на постели, широко зевнула, взъерошила волосы. Одна из чёртовых резинок совсем запуталась в волосах, вторая вообще чёрт знает где…
- Принцесса. – С достоинством кивнула Йоруичи.
- Бывшая. – Ехидно припечатала Хиори, оборачиваясь от двери.
Йоруичи снова фыркнула, но уже как-то грустно, что ли?

Потом был завтрак. Хиори с мрачным удовлетворением мазохиста елозила ложкой в каких-то галимых хлопьях с молоком, изредка с тоской поглядывая на Йоруичи, поедающую Страшно Жирную и Вредную Пиццу.
Третью за последние десять минут.
- И как ты столько жрёшь и не толстеешь, а? – Хиори ткнула ложкой в пирамиду из коробок, высящуюся сбоку на столе.
Йоруичи как-то совсем не аристократично замычала, спешно заглатывая очередной аппетитный (Страшно Вредный!) кусок. Взяла следующий и ткнула им в Хиори наподобие указки.
- Я не жру, а ем. Организм требует… - Йоруичи нежно посмотрела в сторону ещё двух коробок, жареной курицы и вчерашнего бульона.
Хиори с тоской глянула туда же.
На пару минут обе слегка зависли.
- Хиори.
- А? – неумно ответила та.
- Ты же взрослая баба уже. Может, хватит фигнёй страдать?
Пару секунд Хиори почти готова поддаться. Но…
- Иди к чертям, Йоруичи. Без тебя разберусь. – В её голосе отчётливо послышалось сожаление.
Та фыркает, ухитряясь при этом прожёвывать кусочек от крылышка.
Помолчали.
- Нафиг. Эй, Йоруичи? – Хиори отодвигает от себя тарелку, поднимает взгляд. – Поцелуй меня, слышишь?
Она встаёт, наклоняется к «подруге» через стол. Йоруичи спокойно дожёвывает, облизывается.
- Не буду. – Усмехается, подпирает подбородок кулаком, хитро так кося взглядом снизу вверх.
- И какого?.. – Хиори тут же оскорблено отстранилась.
- Хлопья твои… - она скорчила рожу. – Бе-е…
- Ну и овца.
Хиори села, снова пододвинула к себе тарелку. На хлопья посмотрела уже с ненавистью. Йоруичи с независимым видом уплетала бульон. Хиори повозила ложкой по дну, помешала. Потом начала уже совсем бездумно гонять одну плавающую на поверхности хлопину за другой.
Обе были ребристые и смутно напоминали маски Пустых.
Этим они себя дискредитировали окончательно.
Хиори откинулась на спинку стула, прикрыв глаза. Волосы отвратительно лезли в лицо, резинка засела на веки вечные, Йоруичи сидела напротив и ЕЛА.
Короче, день начался фигово. А, да, ещё на плечах немного саднили вчерашние царапины – Йоруичи, блин… Чёрт, эта Йоруичи.
Аж зла на неё не хватает.

Каракура, на самом-то деле, была просто удивительно бестолковым городом. Не из-за суетливости или запруженности народом, в этом-то она как раз была почти идеальна. Но вот улочки…
Они раздваивались и сходились, сужались и расширялись, путались, походили одна на другую, петляли и сворачивали в десяти метрах от пункта назначения… Иногда Хиори была уверенна, что она обладает такой хренотенью, вроде разума. Разума причём явно бабского, стервозного такого из себя. Хиори она бесила.
Было похоже, что и Хиори её тоже.
Идиллия, вообщем.

Но это всё было бы вообщем-то, по барабану, если бы Йоруичи не решила вот конкретно сегодня, сию же секунду потащить Хиори то ли по барам, то ли по шмоткам, то ли кого-то мочить. Хиори не вслушивалась, она орала. Потому что резинка явно бросила Йоруичи вызов, а та смиряться с этим не собиралась.
Больно короче было, очень. Не так, как катаной в бок, конечно – но тоже очень и очень нехило. Более чем.
Хиори хотелось убить Йоруичи, убить резинку и побриться наголо. А, ну да - ещё надо было убить Шинджи, который был, как обычно, больше всех во всём виноват. А кто, если не он?
Йоруичи резинку таки-победила, явно воспользовавшись парочкой особо жестоких методов второго отряда, предназначенных для уничтожения противника. И даже хвостики завязала, достав чёрт знает откуда вторую потерянную резинку. Она была почему-то другого цвета, но это было не то что бы важно. Даже лицо дала какой-то своей хренотенью намазать, чтоб не так помято выглядело.
Потом оделись, и Йоруичи всё-таки куда-то поволокла. Как говорилось, Хиори особо не поняла куда – так что отдалась течению событий в лице неугомонной любовницы. Йоруичи очень хотелось назвать другим словом, но ведущую роль ей отдавать никто нифига не собирался.

Кстати, Йоруичи Каракура почему-то любила намного больше, чем Хиори. Так что та и без шунпо добиралась до места назначения в рекордные сроки. Хиори оставалось только злобно ругаться и лелеять мечту о дне, когда в Каракуру явится Кенпачи.
Собственно, «местом назначения» оказалось… кафе.
- Ты издеваешься, да? – без особой надежды спросила Хиори у мусорного контейнера.
- Да ты что? Это же моё любимое кафе! Тебе там понравится. – Почему-то Хиори показалось, что помимо воодушевления в голосе у Йоруичи послышалось ехидство.
Хиори как-то тут же поняла, что на позициях её ненависти она железно занимает первое место. Эту кошатину оттуда не вытурит даже Айзен, пожалуй. Жаль, что при попытке треснуть тапком та стопроцентно увернётся.
А потом Йоруичи снова ЕЛА. Хиори мрачно тянула из стакана какую-то синюю муть, которую тут называли коктейлем. А, точно эта дрянь ещё и издевалась, красочно расписывая в перерывах между пережёвыванием пищи «как всё вкусно».
Кафе было маленькое, уютное. Хиори хотелось убить его ещё больше, чем резинку.
Кафе мило улыбалось картинами, официантами и идеально чистой поверхностью стола.
Оно тоже явно издевалось.

Потом была драка с официантом, который чересчур нагло пялился к Йоруичи в вырез майки, разборки с хозяином, который был в результате бит тапком, хохочущая Шихоуин, которая всё это безобразие заедала пломбиром и лимоном. Хиори повторно разъяснила хозяину, на что именно он похож, и чем ему предстоит заниматься с официантом, счётом и моральной компенсацией. Тот впечатлился.
Потому обе «дамы» кафе покинули почти без потерь. Хиори теперь значительно больше любила окружающий мир, и даже готова была признать, что хотя бы Каракуру пока не стоит убивать. Йоруичи вещала что-то… про что-то, и тоже была, в целом, довольна.
Официант смотрел им вслед из окна, размышляя о несомненной пользе своей «нетрадиционной» ориентации для душевного спокойствия.
День только начинался.

@темы: Фанфики

---

Авария

Итак, первая ласточка)

Название: Авария
Автор: Murury
Фандом: Блич
Персонажи: Орихиме и её Пустая *была мысль назвать Широхиме*
Жанр: Мурури изобрела новый жанрXD Сюростёб, как вам?
Рейтинг: G
Саммари: О голосах, глазах, маньяках и музыкальных изысках.
Дисклеймер: Не моё, забирайте, Кубо-сан.
От автора: Написано для моей милой сообщницы-Химеманки Alcohol-sama, которая утверждала, что будет рада любому подарку с Орихиме. Ну и тем, кто хотел ещё что-то про Пустую Орихиме.




Орихиме, конечно же, не впервые посещал этот странный, шипящий голос. Слышался он буквально отовсюду – или ниоткуда. Может, он ей вообще чудился. Но, тем не менее, это не изменяло двух фактов.
1. Орихиме его всё-таки слышала.
2. Он каждый раз её немного пугал.
Так о чём это я? Ах да, о голосе. Знаете что? Сегодня Орихиме услышала его снова.
- Ну что, сломала? – ехидно вопросили откуда-то Оттуда.
Орихиме вздрогнула, но оборачиваться не стала. Некий опыт подсказывал, что ничего кроме холодильника она за спиной не увидит. Нет, не подумайте, Орихиме ничего не имела против говорящих холодильников – но ведь в прошлый раз голос доносился от окна в её комнате, наверху… Ползающие по отвесным стенам холодильники отторжения тоже не вызывали, но Орихиме сомневалась, что такое ленивое существо стало бы сдвигаться с места даже ради неё.
Наверное, у неё даже вышло бы стать великим сыщиком или космонавтом. Ведь она так ловко отсеяла одного из подозреваемых! Причём тут космонавт, Орихиме не знала. Наверное, ей просто очень хотелось им стать.
- Игнорируешь, сестрица? – ах да, голос был девичьим. Теперь холодильник точно отсеялся из списка подозреваемых – во-первых, родственников среди этих детей бытовой промышленности Орихиме не помнила, а во-вторых – холодильник был уж точно не девушкой, а таким из себя крепеньким старичком, пережившим прогресс, войну, саму Орихиме - и, собственно, заглохнуть пока не собирающимся. Это определённо вызывало к нему уважение, учитывая последний пункт.
Но дело, вообще-то, было не в голосе, не в холодильнике и даже не в новом розовом халате в зелёную полосочку.
Орихиме и правда сломала. Ложку. Любимую чайную ложку, стальную, с длинным узорчатым черенком… как можно сломать стальную чайную ложку, спросите вы? О, нет ничего проще. Просто подарите её Орихиме.
Ложку было страшно жаль, почти до слёз. Вот если бы Орихиме была учёным, она обязательно изобрела бы способ починить несчастную! Ну, или если бы хотя бы знала, где в Каракуре можно купить клей для металла.
- А я тебе говорила, говорила – «Не тыкай ложкой в кафель!» А ты? Вот скажи мне, а что ты? – возмущение в «её» голосе набирало обороты. – Я даже не могу понять, зачем ты это делала!
Против воли Орихиме немного смутилась. Ну что тут такого… играют же люди на хрустальных бокалах! А вот ей захотелось на кафеле. Ложкой.
Иногда Орихиме мыслила чересчур креативно.
- Музыкантша… - слегка ошарашено протянул голос.
Орихиме ощутила себя немного польщенной.

А за клеем она всё-таки пошла. Ну и что, что не знала, где находится магазин? Кто ищет, тот всегда найдёт, в конце концов.
Голос, очевидно поражённый в самое сердце её талантом и творческой жилкой, на время затаился. Но Орихиме всё-таки изредка оглядывалась – а вдруг мелькнёт тень коварно крадущегося за ней холодильника? Хоть она и сняла с него подозрения, тот продолжал чем-то смутно беспокоить.
День был довольно пасмурным, кстати – дождь будто вот-вот собирался зарядить. Почему говорилось «зарядить» Орихиме не знала. Но главной среди догадок была та, про пистолеты. Не совсем про пистолеты, про фильм. Или про того мужчину. Или…
Нет, стоп, надо по порядку. Как-то они вместе с Тацки смотрели фильм – из тех, что любила Тацки, конечно. Боевик. И там был мужчина, который был плохим, и, конечно же, умер под конец. Ну, знаете, как бывает в хороших боевиках? Плохие умирают. Так вот, иногда Орихиме думала, что он по какой-то глупой ошибке попал в рай, и за неимением пистолетов стрелял в прохожих из туч, в лучших своих традициях.
Иногда этому нехорошему человеку даже попадал в руки град – и уж тогда-то мерзавец развлекался на славу. Орихиме даже порой казалось, что она слышит его смех откуда-то сверху.
Смех был неприятным. Определённо. Прямо как новая учительница математики.
Но ангелы, наверное, всё-таки за ним следили – и зимой вместо дождей и града подсовывали мягкий, пушистый снег.
Это радовало.
Задумавшись над этим, несомненно, интересным фактом, Орихиме вышла к «зебре» перехода. Она, кстати сказать, совершенно не понимала – как можно было назвать это «зеброй»! Ведь зебры чёрно-белые. «Чёрно-», «чёрно-»! Ну никак не «серо-»…
- Ты неисправима… - почему-то Орихиме отчётливо представился «её» тяжёлый вздох.
В голове что-то защёлкало, как деревянная трещотка, или леденцы в упаковке, или ногти по столешнице.
Внезапно мелькнуло понимание, что дорогу она отправилась переходить на красный свет. Захотелось сказать что-то вроде «Ой!», но думалась почему-то всякая ерунда, например: «Откуда у меня в сознании столы? Может, там есть ресторан?..»
А потом послышался жуткий визг, как на ведьминском шабаше, в глаза ударил свет…
Последней разумной мыслью было что-то укоризненное, начёт «её» - ну разве положено молодым девушкам так ругаться?.. Откуда-то Орихиме точно знала, что «она» её ровесница.

Бормотание. Яростное, обозлённое – где-то рядом, совсем рядом…
- «Неположено ругаться! Ха! Нашла, о чём посреди дороги размышлять, вот же идиотка!.. Ооо, да за что же мне такое… Музыкантша, а!
Дальше послышался немного истерический смех, со всхлипываниями и уже неразборчивыми восклицаниями, среди которых отчётливо мелькали только «холодильник», «идиотка» и почему-то «Полосочка! Зелёная полосочка!»
Полосочка, очевидно, была самым значимым из занимавших неизвестную девушку мыслей.
Орихиме решила, что надо бы внести ясность.
- Розово-зелёная. Она была розово-зелёной. – Это она произнесла, всё ещё не открывая глаз. Ощущения подсказывали, что к ресницам кто-то привязал много-много тоненьких верёвочек. Из-за этого они казались очень тяжёлыми.
Смех затих.
Послышались приближающиеся шаги, внезапно громко отдающиеся в тишине.
Сначала у Орихиме ёкнуло сердце, потом – что-то в голове. От последнего срочно захотелось застонать и какую-нибудь таблеточку. От головы.
- Топор?.. – ехидно-разозлённое шипение послышалось совсем близко, сотней остреньких молоточков ударяя по ушам.
Орихиме тихонечко и жалобно застонала, пытаясь намекнуть, что можно бы вести себя и потише.
Та, другая не впечатлилась.
- И не думай… - Чьи-то пальцы цепко ухватили за подбородок. – Заслужила! – это уже совсем не по-девичьи рявкнули прямо в лицо, заставив подскочить и всё-таки порвать те странные ниточки – глаза распахнулись…
Визжала Орихиме громко и вдохновенно.

- Девушка, девушка! С вами всё в порядке?! – перед глазами плыло.
Весь мир и тень, которая склонилась над ней, радостно и беззаботно покачивались из стороны в сторону. Машинально Орихиме поискала в их движениях элементы какого-нибудь известного ей танца – но не нашла.
Это расстраивало.
И голова боле-ела…
Ой. Там же были… Глаза! Большущие, страшные, оранжево-чёрные глаза! Ужас-то какой…
Послышался уже почти усталый вздох, достойный всепрощающего Ками.
«Глаза!» - с ужасом подумала Орихиме.
«Дура» - задолбано припечатали глаза.
Орихиме немного обиделась, но ужас прошёл.
Тем временем тень сама по себе превратилась в явно обеспокоенного молодого мужчину. Тот, заметив, что она очнулась, подхватил её на руки и куда-то понёс, находу что-то говоря про больницу, машину, осторожность и пытаясь ещё при этом извиняться.
Глаза как-то истерично хихикнули.
«А вот и маньяк на нашу голову… Жизнь прекрасна!» - кажется, с обозлённого их настрой сменился на философский.
Орихиме, конечно, понимала, что маньяк – это не очень-то хорошо. Но причин подозревать в подобном этого мужчину у неё не было, хотя он, как Орихиме догадалась, её сбил. Это было печально, ей ведь так хотелось поскорее найти тот клей.… А теперь это важное дело придётся отложить.
«Ками… тебя машина сбила, а ты думаешь про КЛЕЙ…»
Какой же из неё Ками? Она просто Орихиме, Иноуэ Орихиме…
«Так, всё. Отключайся, если тебя сейчас изнасилуют и убьют, я не хочу это видеть»
Дальше Орихиме не успела ничего подумать, хотя парочка слегка пошатывающихся мыслей и попыталась постучаться к ней в голову.
Бедолаги. Они-то не знали, какое это гиблое дело…

…Медсестра была странная. Вместо халата на ней было смутно знакомое длинное белое платье, волосы тоже были белыми. Ногти на вцепившихся в ткань платья пальцах красовались аккуратным чёрным маникюром.
Всё в ней Орихиме что-то напоминало. И чем выше она поднимала взгляд, тем ближе становилась разгадка…
«Глаза!» - хотела было вскрикнуть Орихиме, но девушка скорчила такую рожу, что слова буквально зацепились руками и ногами за что-то в горле, наотрез отказываясь вылезать.
Потом пришло ещё одно…
«Какая… Белая я…»
Белая – это было лучшее определение для особы, сверлящей её сейчас внимательным (Препарирующим!) взглядом.
Потом она заговорила, и Орихиме тут же немного расслабилась. Это был голос, тот самый, так доблестно поддержавший её в трудный час утраты любимой ложки. У ложки был длинный черенок, точно.
- Очнулась… - она произнесла это медленно, тяня гласные – будто прикидывая, кажется ей или нет. – Поздравляю, тот придурок оказался очень совестливым маньяком – даже до больницы твою тушку довёз. Хотя я бы тебя точно изнасиловала. В назидание.
Орихиме почему-то из всего сказанного извлекла только последнюю фразу.
- Не надо меня насиловать. – Она немного напряглась, сделав попытку отползти назад.
«Медсестра» закатила глаза, явно борясь с желанием патетично возвести руки к небу.
- Очень ты мне нужна… - пробурчала та, и качнула головой.
Тем временем Орихиме уже оглядывалась – вокруг был… сад? А как же больница?
Она решительно ничего не понимала, но сад ей определённо нравился. А вот она говорила, говорила, что есть булочки, растущие на деревьях!
- Нужна, да?.. – рассеянно спросила она, уже не вполне осознавая, к кому обращается.
Хихикающие глазастые розы были интереснее. Они лукаво переглядывались и шептались – Орихиме вдруг очень захотелось присоединиться к беседе…
- Ай! – довольно-таки болезненный подзатыльник явился полной неожиданностью.
- О чём ты только думаешь! – белая близняшка нависла над Орихиме недописанным докладом по биологии. Даже хуже.
- За что?! – справедливо возмутилась Орихиме. Она была точно уверенна, что справедливо.
На пару мгновений Орихиме почувствовала себя рыцарем. Или всё-таки космонавтом?..
Та, другая, белая Орихиме вздохнула, пошевелила губами. Она считала до десяти. Потом ещё раз. И ещё.
Губы у неё были синими. Бедная, подумала Орихиме. Замёрзла, наверное. Захотелось обнять её, пригреть, сказать что-нибудь утешающее, ласковое. Орихиме вообще была доброй, очень доброй.
А та подняла какой-то уж совсем непроницаемый взгляд, поднялась на ноги. Повернулась спиной, направившись куда-то вглубь дубовой рощи, звенящей серебристыми колокольчиками. Бордовая крапива пыталась уцепиться за подол её платья маленькими колючими ладошками – но под вскользь кинутым холодным взглядом как-то вся тут же сдулась и присмирела.
И тут Орихиме внезапно пришла в голову Мысль. Нет, даже две Мысли.
Первая была – «Где это я и кто это ты?» Вторая была слегка неразборчивой из-за мелькающей биологии и полосатых космонавтов, танцующих румбу.
Белая Орихиме, кажется, могла читать её мысли.
- Я Пустая. – Орихиме вздрогнула, чисто инстинктивно. – Ты в своём внутреннем мире. Нет, есть я тебя не собираюсь, и тело захватывать тоже. Мне дорог мой мозг, я не выдержу зрелища себя в том мерзком халате…
Орихиме очень чётко представила себе злорадно хихикающую Пустую, заносящую над ней, Орихиме, вилку и ножик. Нет. Чайную ложку с длинным черенком. Ещё на ней был халат в розово-зелёную полоску, а мозг её уходил на закат, придав извилинам скорбное выражение и махая костлявой ручкой.
Пустая вздрогнула.
Орихиме её порой и правда пугала. Сильно.
Та виновато улыбнулась. Пустую слегка перекосило.
- Бывай, вообщем. – она замолчала на пару секунд. – И не попадай больше под машины, ясно? Даже твоё катастрофическое везение может тебе вдруг изменить.
- С кем? – По инерции спросила Орихиме.
Но ей уже никто не ответил – Пустая уходила, а уютный разноцветный садик постепенно заволакивала белая пелена…

С того случая прошло пару месяцев. Авария сказалась исключительно ушибами и синяками – ну, и небольшим сотрясением мозга. Пустая ехидно отметила удивительность его наличия.
Орихиме на неё не обижалась – она решила, что некоторая грубость и раздражительность данной представительницы фауны (флоры?) её внутреннего мира объясняется исключительно тяжёлым детством и деревянными игрушками. Та на это почему-то начала обзываться – но тут же замолчала. Орихиме взбрело в голову её… погладить. По головке.
А что такого?..
«Что такого» Пустая не объяснила, даже когда больно перехватила ладонь, чуть не сломав все косточки. Только диковато покосилась, выдохнула. Вняла, наконец, возмущённо-перепуганным увещеваниям, и железная хватка перестала быть опасной.
Но её руку Пустая тогда почему-то отпускать не спешила.

…А вообще, жизнь шла своим чередом.
- Только не говори мне, что ты собираешься ЭТО купить… - голос у Пустой слегка осип от ужаса.
А голубое платье в оборочку с зелёным Микки Маусом на животе призывно шевелило с витрины ядовито-розовыми ленточками…

@музыка: Jarboe - Girl in Red

@темы: Фанфики

---

Вынос мозга на дому

Ну как бы, я вернулась, да. Знаете, что? Мне честно, невыносимо и реально лень рассказывать, чем я страдала эти две недели)) Так что отметим только достижения - на меня напало вдохновение, и я нарисовала несколько довольно странных (как всегда) рисунков. Надо их будет выложить потом, чтоб народ меня попинал - надо же развиваться, да?) Почти все заказы выполнила, достижение
Ещё я посмотрела Соул Итер и всей душою полюбила Шинигами-саму - ну народ, он же нереально крут! Конец правда слили так слили... Эх. Ну да ладно. Я же не ради концовки смотрела, а ради процесса? Любимый персонаж - Хрона. Не знаю, почему. Штейн - секс-символXD Но вообще-то, про Соул я попозже напишу, ибо было ещё кое-что...

Я посмотрела с другом "Ди: охотник на вампиров" Ну, он как бы не совсем друг, он почти родственник, но сие есть другая история.
Собственно говоря, смотрели две части.
Так вот… Первая часть – улёт. Мозгов. Полный. Тут вот чисто самые запомнившиеся по ходу просмотра моменты и наши с ним неумные комментарии:

Начало. ГГ тихонечко крадётся через заросли осоки и крапивы в одних дутых труселях и тряпочке, надетой поверх них. При этом на ногах у неё шерстяные носки – ну, вы понимаете, ноги мёрзнут же. Заметим, на голове у неё классическая причёска Обычной Японской Школьницы – и сюда они пробрались, а! В правой руке наша доблестная ГГ тащит некий (как позже выяснится – электрический) хлыст, с которым нападает на несчастного, холодного и голодного оборотня. По ходу сражения почти сдохший названный выше оборотень пожирает коняшку нашей ГГ, на что та в истерике кромсает бедолагу на кучу маленьких несчастных волчат.
И тут появляется Жуткая Страшная Тень, одетая в Злодейский Черный Плащ.
М: Э, слушай - это маньяк что ли, да? (Друг Мурури сей шедевр уже смотрел)
Д: Не, это местный наркобарон. Гляди, глаза какие, опухшие, красные – на себе же всю продукцию проверяет…
ГГ некоторое время пялится на престарелого наркобарона, который на самом деле наркограф. Вокруг того сверкают молнии, а потом он вежливо улыбается.

Далее мы видим уже самого Ди, который не в добрый час решил проехать по мосту, на котором наша незабвенная ГГ в компании со своим верным хлыстом поджидает одиноких путников. Завязывается пространный монолог, в котором ГГ типа задаёт Ди вопросы, но сама же на них отвечает. Выяснив таким нехитрым способом, что меч-то у Ди, оказывается, для украшения, наша красотка пытается его отобрать. Ди с крайне несчастным видом валяет дамочку по брусчатке и пытается по-тихому свалить, но та включает «бедную несчастную ГГ». Ди смотрит на неё, как на… ГГ.
Та пытается уже сразу повесится на Ди, Ди не поддаётся, но в конце концов, услышав о заведшимся в округе наркографе, соглашается проследовать за ГГ.
Она впаривает ему что-то про поцелуй наркографа и демонстрирует шею.
М: Шикарный засос, а?
Д: «хмыкает» Дедок не промах, однозначно…


В городе наша доблестная ГГ обламывает сынка мэра города, ещё и съездив хлыстиком. Тот, разобиженный, на всю улицу орёт о том, какая ГГ нехорошая, и вообще, у неё засос на шее, видите ли.
М: Слушай, а из какого сексшопа она этот хлыст достала?
Д: Из того же, где носочки прикупила.

Через некоторое время являются дочурка наркографа, явно косплеющая Нефертити и странный юноша, косплеющий попугая. Завязывается драка, в которой Ди опять же всех валяет. Дочурка пищит что-то про то, что она аристократка и т. д. и т. п. (Итачи! Я тебе отомщу!) попугаистый юноша пищит что-то про то, что в следующий раз посмотрим, кто кого валять будет…

Тут дальше я плохо запомнила, честно сказать – ибо было, как бы, уже за двенадцать – но периодические приступы смеха и изредка просыпающийся друг помогли таки-отметить пару моментов.

Ди бредёт по коридору, и тут нападают Враги.
М: Ой! Зелёный человечек!
Д: Это у него приход уже…

Некая здоровенная махина орёт что-то вроде (Как потом разъяснил друг) «Голлем!» Ну, представился типа, как в Бличе.
М: Голень? У него болит голень?
Махина продолжает орать.
М: Бедненький…

Ещё через некоторое время.
М: «уже ошалевшие глаза, хочет спать, но всё равно хихикает» Блин, мне вот интересно, а зачем НА САМОМ ДЕЛЕ являлась эта полоумная графинька к ней в спальню полуголая?
Д: «внезапно проснулся» Она хотела её прирезать. Нежно.

Ди красиво лежит, почти убитый. Нет, это и правда был бы красивый момент, если бы не…
М: Супермен?
Д: «фыркает» Скорее уж Бетмен…

Ближе к концу.
М: Я всё больше и больше уважаю этого чувака. Ты смотри, он её даже одел…
Д: Ему её так раздевать интереснее будет.
М: «подумала» Вариант.

Короче, товарищи, я думаю вы и так поняли, что это за шедевр. Про него можно рассказывать и рассказывать, большую часть я пропустила, конечно… Не, это и правда надо СМОТРЕТЬ. Настроение поднимает просто нереально. А ещё и эта чудесная старая рисовка, в которой женские лица напоминают инопланетянские, а мужские мутантские... И сам стиль – непередаваемая смесь средневековья, сексшопа, киберпанка и каких-нибудь шумеров…
Посмотреть на это всё можно вот тут.


При всём при том, вторая часть понравилась нереально. Смесь всё та же – киберпанк, фентези и средневековье, но смотрится просто удивительно красиво и органично. Сюжет, быть может, несколько заезжен – классические Ромео и Джульетта, с разницей в том, что Ромео – вампир, но…
Там много сюра, прекрасного, ненормального сюраXD Думаю, уже не надо объяснять, почему мне так понравилось?
Весь сюжет пересказывать уже лень, я слишком много сил вложила в предыдущий разнос – но вторая часть прекрасна, просто поверьте на слово, её стоит смотреть. Атмосфера – такой одновременно старины, постапокалиптики, где-то страха, где-то ощущение второго дна, где-то сна…
Очень тронул конец. Там, где совершенно не изменившийся Ди приходит на могилу к подруге, а его встречает её внучка. Он говорит, что обещал принести ей цветы, что она боялась, будто к ней на могилу никто не придёт. Девочка рассказывает, что «бабушка много про Вас вспоминала, сэр, я не могла Вас не узнать», предлагает остаться – но Ди уезжает.
«А ты совсем не так плох»

Вторую часть можно глянуть тут.

@музыка: Jarboe - Lavender girl

@настроение: "ненормальное хихиканье"

@темы: Бред воспалённого мозга, Привет с того света

---

Осколки

Да простит меня Бличе-кинк, что не жду положенные две недели... Но я же уезжаю всё-таки, нехорошо оставлять недовыложенные вещи)

Оно получилось тёмное и сюрное. Страшное, наверное. Писать было тяжело - но написала-таки почему-то.

Название: Осколки
Фендом: Блич
Автор: Murury
Бета:
Рейтинг: R
Пейринг: Хичиго/Ичиго
Жанр: сюр, ангст, почти дарк.
Предупреждения: Хичиго очень злой. Очень. И сумасшедший. Ичиго тоже постепенно сходит с ума. А чего вы ещё от меня ожидали? Это апофеозXDDD
Содержание: "Просто. Когда-то всё было так просто. Тогда Пустой ещё не превратился для Ичиго в единственное доказательство собственного существования, в гарантию, что он не странная рефлексия мирового сознания или просто чей-то бред."
Дисклеймер: Кубо, я понимаю что действительно жестоко иногда играю с Вашими персонажами. Простите.

- Доброе утро. - шепчет кто-то ему на ухо.
Очень холодно. Мороз щиплет щеки, забирается под одежду - и гладит, гладит холодными пальцами. Или не мороз? У него, мороза, пальцы наверняка теплее.
Что за бред.
Кто-то трется носом о шею, произносит недовольно:
- Ну же. Я ведь знаю, что ты уже не спишь. - а голос смутно знаком. Что-то такое полузабытое, как старый треснутый стеклянный сувенир.
Сначала он вспоминает своё имя. Его зовут Ичиго - и это имя совершенно точно не женское, кто бы что ни говорил. Да пусть попробуют сказать - у него кулак, может, не так крепок, как у Чада - но и он пару зубов может выбить. Чад, кстати - это его друг, лучший друг.
Не открывая глаз, он сообщает:
- Меня зовут Ичиго. - это так, на всякий случай - вдруг собеседник не знает, как его зовут?
Над ним раздаётся смех. Смех неприятный, но знакомый ещё больше, чем голос. Он разве сказал что-то смешное? Что забавного в его имени?
- Нет. У тебя больше нет имени. - снова раздаётся режущий слух смешок. - И никогда не будет, кстати - зампомни на всякий случай. - всё таки, пальцы морозу, ясное дело, не принадлежали - и это становится ещё более очевидно, когда кто-то уже в открытую обнимает и прижимает к себе, утыкается носом в плечо.
Но что он говорит? Как это - нет имени? Что за...
Ичиго - ну конечно Ичиго, так запросто он от своего имени не откажется - резко садится, вырываясь из чужих объятий. Прохладных довольно, надо сказать - не в смысле чувств, в смысле температуры - обладатель голоса по ней вполне себе компетентно мог бы изобразить труп в каком-нибудь детективе. ПОтом открывает глаза.
Снег.
Много снега, целые сугробы - и в воздухе тоже, кружится, кружится - острая, жгучая ледяная пыль. И небо впереди - темное, почти черное - кажется, оттуда кто-то всё время смотрит. Эта ледяная пыль сыплется именно оттуда - будто кто-то там плачет, а слёзы превращаются в льдинки.
А вот теперь Ичиго вспоминает не только имя.
Обернуться.
Это он - но только... Выглядит он значительно взрослее, чем Ичиго его помнит. Теперь у него длинные волосы - они разметались по снегу, почти сливаясь с ним. Ещё он стал выше - даже на первый взгляд. Из под белого ворота плаща на прежде чистой коже видна пара шрамов.
А ещё очень изменилась его улыбка. Прежде откровенно ненормальная, похожая на звериный оскал - теперь она стала почти ласковой. Вот только всё равно где-то - не то в уголках губ, не то в глазах - всё равно затаилось то, то самое сумасшествие.
Он лежит спокойно, положив руку под голову. Щурит чёрно-оранжевые глаза.
- Долго же ты спишь. - и улыбается шире, склонив голову набок. Волосы движутся вслед за его головой, и на снегу остаются следы от них - как какой-то странный рисунок. Спрут.
- Что?.. - Ичиго и сам не узнаёт свой голос - сиплый, охрипший. Со сна? Пытается привычно нашарить рукоять Зангетсу за спиной.
Он наблюдает с любопытством. Как ребёнок, разделывающий бабочку, ей-богу. А Ичиго всё сильнее начинает чувствовать холод вокруг, как будто постепенно заново осознаёт своё тело - тело и ощущения в нём.
Х-холодно.
Пустой поднимается, садится рядом с ним - заставляя всё ещё не вполне убедительно отшатнуться. Цыкает языком, качает головой. Это всё такие странные, новые, непривычно на нём смотрящиеся жесты - Ичиго совсем ничего не понимает.
- Иди сюда. - он распахивает плащ, приглашая. - Ты замёрз, я же вижу.
Это что? Это забота? Откуда?
Что здесь происходит.
А Пустой не дожидается, пока он скажет что-нибудь всё такое же непонимающее и нелицеприятное, сам подаётся к нему и прижимает к себе, укутывая в плащ. Руки и ноги слушаются плохо, так что противиться не получается. Почему-то вдруг ни с того ни с сего вспоминается какая-то европейская сказка - название такое ещё... "Снежная Королева"? Он холодный, кажется, становится ещё холоднее, чем валяться на снегу - Ичиго только сейчас замечает, что, оказывается, он босиком. В джинсах и футболке, на которой написанно что-то вроде "All you need is a fak".
Любимая футболка. И джинсы - тоже любимые. Но как же холодно, особенно когда Пустой вот так - насильно-ненасильно прижимает к себе. И гладит по голове - путается рукой в коротких неровных прядях, царапает отросшими ногтями - не то специально, не то случайно.
Кажется, начинается озноб. Сознание как в тумане, тело подчиняется всё хуже. Он начинает вздрагивать - как-то ломанно, неритмично. Пальцы сами собой сжимаются на ткани чужой одежды. Пустой дышит ему в затылок, сильно сутулится.
- А я даже скучал. Сам от себя не ожидал, знаешь? - произносит он задумчиво. - Это было тяжело - разговаривать с тобой, а ты всё молчал, молчал... Ну, поговори же со мной. Я так долго жду.
Ичиго каким-то образом знает, что Пустой улыбается - и чувствует, ощущает эту улыбку, будто бы она налипает и опутывает со всех сторон, как паутина. Такая легко-дымчато-темная, сумеречно-затхлая.
- Хотя что это я? Ты же ещё мёрзнешь... Не засыпай. - последние произносится громче, ударяет по ушам.
Смутно чувствуется прикосновение. Ичиго почти заснул, слушая и думая - а теперь... Пустой крепко держит его за подбородок, смотрит в глаза - не отпускает. Вторая рука недвусмысленно обхватывает руки и талию. Зачем? Он и так не может двинуться.
Целует. Такой очень холодный поцелуй - и через него... рейацу? Ичиго почти узнаёт свою собственную, но в ней что-то не так, вопиюще не так. Ну конечно. Отрицательная. Теплее не становится - но будто бы уже и не так нужно тепло. Чувствует он себя, по крайней мере, явно лучше.
Настолько лучше, что даже получается вырваться, смешно завалившись на спину и взметнув вверх целый снежный вихрь. Пустой смеётся, а у Ичиго в голове всё сильнее укрепляется мысль про ту сказку. Там мальчик вроде бы тоже научился переносить холод после поцелуя.

Здесь всегда тишина. Ичиго не помнит, было ли так же, когда этот мир был залит солнечным светом, а окна небоскрёбов были все целы. Когда здесь не было - даже не снега - холодной, колючей пыли.
Она вымораживает что-то изнутри. Ломает что-то в сознании - Ичиго начинают посещать странные, бредовые сомнения в собственном существовании. Что он? Тень в когда-то любимых, а теперь только раздражающих взгляд своей бесполезностью джинсах и футболке. Даже опасается заговорить - потому что кажется, что изо рта не вылетит не звука. Здесь же всегда тишина.
Иногда ему кажется, что он бродит здесь бесконечно. Перепрыгивая с небоскрёба на небоскрёб, давя желание просто спрыгнуть вниз и посмотреть, что будет. Он же когда-то мечтал спрыгнуть с парашютом? Мечте сбыться уже врядли суждено, но чувство свободного падения он вполне может испытать.
Вот только...
Была ли мечта?
Был ли человек по имени Куросаки Ичиго?
Он ищет здесь хоть какие-то обрывки, осколки эмоций. Хоть что-то. Ведь без них теряется и малейшая надежда на собственное существование. Поэтому вдруг вспыхнувшее любопытство стало почти манной небесной - или где-то около того.
Что там, в провалах окон? В темноте и такой же тишине? А может, там и не тишина вовсе?
Провал окна щерится острыми осколками ему в лицо, будто предостерегая, спиной вдруг ощущается чей-то цепкий, неприятный взгляд. Не оборачиваясь и не давая себе передумать, Ичиго спрыгивает в окно - и летит вниз. Как в какой-то чёрный, бездонный колодец - а тишина исчезает, потому что вокруг свистит ветер.
И... не только. Неясный, нарастающий со всех сторон шёпот - и падения уже нет, только ощущение подвешенности в воздухе. Ичиго пытается оглядеться - но липкая шепчущая темнота окружает со всех сторон, хватает за руки, шарит по лицу. А шёпот всё громче и громче отдаётся в ушах, кто-то зовёт, кто-то кричит, рыдает...
- Ичиго!.. - слышится отчаянный, неверящий голос Ренджи, в глазах что-то проясняется, мелькает...
... И чья-то более-менее осязаемая ладонь хватает его за волосы, вытягивая куда-то вверх.

Ичиго открывает глаза, лёжа на одной из редких безоконных площадок. Холод привычно вгрызается в босые ступни и лопатки, заставив поёжится - всё-таки совсем чувствовать холод он не перестал.
Пустой стоит над ним.
- Хотел сбежать? - Он щурит глаза, край рта непропорционально и раздражённо изгибается вниз и вбок.
- Тебе-то что? - Это Ичиго практически выплёвывает. Он почти что-то узнал, почти услышал, почти...
Выплёвывает и давится собственными словами, которые ему буквально вбивают куда-то в рёбра. Пустой шипит, наклонившись к самому его лицу:
- Только попробуй. - сейчас клыками щёлкнет перед носом, ей-богу.
Потом резко поднимается на ноги, разворачивается, делая пару шагов. Замирает, как человек, который что-то забыл.
- Ах, да. - поднимает голову, глядя через плечо. Улыбается. - Понравилось на моём месте?

Однажды он ранит руку об острую арматурину, торчащую из стены. Боль сначала оглушает - хотя когда-то заставила бы разве что досадливо фыркнуть. Больно. Ему больно. Нет, Ичиго не был мазохистом - но сейчас почему-то наступило ощущение праздника. Радостно и легко, где-то там, на душе - теперь-то он может быть уверен, душа у него есть. И он тоже, сам - есть.
Вот только когда после нескольких часов (Минут? Лет?) передвижения в одну сторону он наступает на почему-то всё ещё тёплое пятно крови на снегу, ему очень хочется засмеяться.
Громко.
Чтоб эхо крикнуло ему, что он всё-таки существует.

Когда Пустой успел повзрослеть? Почему они поменялись местами? Он пробовал искать Зангецу - но и его не нашёл и не дозвался, сколько ни кричал.
А у эха, кстати, дребезжащий и режущий по ушам голос.

И снова бесконечные блуждания в тишине. Ичиго, кажется, скоро возненавидит это место. Уже ненавидит. Но ещё больше – Пустого, по чьей вине, однозначно, здесь оказался. А ведь раньше он не был склонен к чувствам… подобного рода. И ещё – хоть ни за что не желает себе в этом признаться, Ичиго его ждёт.
Потому что Пустой хотя бы не позволяет тишине здесь установиться.
Пока что Ичиго знает только один способ его сюда вытащить. Да и любопытство хоть и припорошилось оторопью и гадливостью – никуда не делось.
На этот раз ощущение падения длится недолго. По спине и затылку ударяет что-то жесткое - или он сам ударяется? Пара секунд уходит на то, чтобы сфокусировать взгляд. Он дома? Да, и правда. Знакомый коридор, знакомое зеркало - оно отражает... Почему у него глаза Пустого? Отражение само по себе улыбается, поднимаясь на локти, и Ичиго только спустя секунду понимает, что оно не при чём – улыбается он сам.
Не своей улыбкой.
Потом он поднимается на ноги, идёт - и как-то мутно удивляется про себя, зачем ему на кухню. Там Юзу - готовит обед на всю семью, как обычно. "Работя-ажка" - какая-то странная, ехидная мысль. Чужая.
- Юзу, подойди пожалуйста, сестрёнка. - шепчут его губы, и всё тело как-то незаметно напрягается в предвкушении чего-то.
- Ичиго? - она оборачивается, улыбается. Неужели не видит, какие у него стали глаза? Ах да, у малышки же самый низкий уровень реацу в семье, конечно, не видит. - Ты вернулся? Садись скорее, я такую вкуснотищу сегодня...
Какая у него заботливая сестрёнка. Ичиго хочет было тряхнуть головой - но странно-чужие насмешливые мысли, ощущения, движения - слишком захватывают, туманят разум.
- Юзу, иди сюда. - повторяет он, растягивая губы в улыбке.
Кажется, она чувствует, что что-то не так, но доверие к брату явно перевешивает какое-то странное ощущение, подозрение, неясное ей самой.
Шея у неё ломается легко, будто игрушечная. Юзу и сама сейчас похожа на куклу - хорошенькая, с широко раскрытыми стеклянными глазами, в ломанной, неестественной позе. Умиление. Ичиго умиляется, глядя на сестру, которую только что убил. Что?
Где-то зарождается ужас. Действительно, самый настоящий ужас - кажется, такого Ичиго не испытывал вообще никогда. Но тело - теперь он отчётливо понимает, что оно ему не подчиняется, наклоняется, гладит Юзу по голове. В сознание вмешивается чужое удовольствие, почти восхищение - какие у неё мягкие, красивые волосы.
Потом он садится за стол, наливает себе в стакан томатный сок из упаковки. Сначала долго его разглядывает на свет, вертит в руках, принюхивается. Так и не попробовав, разочарованно отставляет. Всё обман.
Потом хлопает входная дверь и раздаётся звонкий голос Карин:
- Эй, я дома! - слышится звук пинаемого мяча, грохот. - Упс.
Какая она забавная. Такая вся сильная, смелая - только попробуй подойти! Пре-елесть. Ичиго и хотел бы отгородится от чужих мыслей, но всё равно чувствует их слишком близко, слишком своими. Пытается как-то остановиться, заставить себя замолчать, но всё равно:
- Ка-арин. - это как насмешка, как дурной сон. Кто-то смакует чужое имя его голосом.
Почему он ничего не может сделать?!
А вот когда он выходит в коридор, та тут же всё понимает. Пружинится, как маленькая кошечка, хмурится. Пятится от него в угол, заслуживая насмешливо-почти-нежную улыбку. А говорит смешное:
- Где Ичиго, ублюдок? - настороженно следит за каждым его движением. Какая неласковая.
Его рот снова улыбается не его улыбкой.
- Это же я. Что-то не так, Карин?
Присаживается рядом на корточки, смотрит снизу вверх, ловит руки, пытающиеся ударить. Она хочет что-то сказать, но он резко поднимается, прижимает её к себе. Целует в щёку, вдыхает глубоко – запоминает запах. Карин пахнет мятой и пылью.
- Сестрёнка… - почти блажено выдыхает куда-то ей на ушко.
Гладит по спине. А потом душит, не обращая уже внимания на судорожные попытки оттолкнуть, вырваться, исцарапать его руки.
- Ичи... го...
И обвисает у него на руках. Он чмокает её в макушку - любимая сестричка, как никак. Вытирает большим пальцем единственную скатившуюся слезу, слизывает.
Потом относит обоих к ним в комнату, укладывая так, как они обычно спят - обнимаясь. Подтыкает одеяло, задёргивает шторы. Некоторое время стоит над ними, склонив голову набок. Произносит - "Спокойной ночи".
Какие у него чудесные сестрёнки.

Ичиго вскакивает, широко раскрыв глаза. Обхватывает голову руками. Что он наделал. Он убил собственных сестёр. Убил. Убил. Он разглядывает свои ладони - будто бы хочет увидеть на них кровь - а её там нет. Всё обман.
Он смотрит перед собой - всё в тоже черное небо впереди, и на периферии сознания чувствует, что щёки опять обжигают колючие ледяные пылинки. Он же сейчас сойдёт с ума. Совсем. Губы дрожат, странно кривятся в сторону, будто бы пытаясь разъехаться в улыбке. В не его улыбке.
Кто-то - Ичиго не видит кто, садится рядом. Знакомо притягивает к себе - теперь спиной, укутывает в плащ, обхватив руками. Ичиго не сопротивляется – он оглушён. Только замирает, как статуя. Не двигаясь.
- Тише. Это я убил их. Уже давно. - Пустой улыбается, прихватывает губами кожу на его шее. Утешает-успокаивает.
А из Ичиго как будто вытащили стержень - или у куколки оборвались нитки. Он закрывает глаза, потому что держать их открытыми - да и вообще держаться - не осталось сил. Он смеётся - обрывистым, всхлипывающим смехом, то и дело вздрагивая. Хочет закричать что-то о ненависти, о том, что разрушит этот мир когда-нибудь, хочет набросится и перегрызть горло…
- Т-шш... - Пустой покачивается с ним из стороны в сторону, укачивая, как ребёнка. - Я буду теперь почаще тебя навещать.
И улыбается, всё так же омерзительно - или уже не совсем? - Нежно.

Даже можно стало считать дни и ночи - потому что по ночам Пустой всегда приходит сюда. Сначала Ичиго уходил от него - или что-то кричал и пытался напасть - а потом как отрезало. Бесполезность собственных действий - это то, что лишает сил и желания сопротивляться. Да и Пустой, похоже, ловит момент для появления – как раз тогда, когда тишина и монотонность окружающего пространства становятся совсем уж невыносимы.
Где-то глубоко в тайне от себя Ичиго начинает радоваться каждому его приходу. Потому что можно ненадолго забыть, кто он теперь. Вот только Пустой слишком часто забавляется - зло, за его счёт.
- Я сейчас убиваю Рукию. Она тебя зовёт, кстати. - он сообщает это, как нечто будничное, мимоходом.
Ичиго резко оборачивается, чтобы тут же отпрянуть - Пустой снова стоит слишком близко.
- Не...
- Приятно слышать твой голос. - и Ичиго вдруг вспоминает, что так и ни сказал за всё время ни слова. - Ну да ладно. Что ты говоришь? - он приподнимает брови, чуть поворачивает голову. - Я весь внимание.
- Не убивай её. - за просящие нотки Ичиго хочется себя убить - но здесь это невозможно.
Пустой делает вид, что задумывается, замолкает, глядя вверх. Ичиго сжимает кулаки.
- А что мне за это бу-удет? - Пустой щурит глаза, откидывает назад длинные волосы. Чуть наклоняется к нему, будто вслушиваясь.
- Что хочешь. - быстро отвечает Ичиго. Не потому, что боится передумать - боится не суметь сказать.
- Да ладно? Смело. - Пустой наклоняется, снова ухватывает за подбородок, царапнув шею ногтями. - Не уверен, правда, - он кривит губы в усмешке, - что ты можешь мне дать то, чего я сам не в состоянии у тебя взять.
- Пожалуйста. - Ичиго закрывает глаза, как будто пытаясь укрыться оттого, что говорит, сжимает кулаки.
- Что-что? Не расслышал. - Пустой с нарочитой внимательностью прислушивается.
- Пожалуйста. - Ичиго поднимает взгляд. - Пожалуйста. - сквозь зубы. - Пожалуйста! - Он почти кричит, хватает Пустого за грудки, подаётся вперёд. - Так достаточно громко?!
Что ему ещё сделать?.. А Пустой довольно улыбается. Царапает ногтем по щеке, фыркает.
- Пожалуй, да. Я передам ей привет. - Он отходит на шаг, поворачивается спиной. - Бывай.
Исчезает, а Ичиго оседает на снег, обхватив голову руками и облегчённо выдыхая - получилось.
Получилось?

Пустой улыбается, произнося где-то там, в реальном мире:
- Эй, шинигами. Тебе привет. - и с каким-то странным наслаждением наблюдает, как изо рта у Рукии течет кровь, а синие глаза - красивые, очень - стекленеют.
Он ведь так и не пообещал, что она останется в живых. Только привет передать.

- Что я должен? - спрашивает Ичиго, когда он возвращается. Спрашивает настороженно, весь напрягается - любо-дорого посмотреть. Пустой вначале делает вид, что задумывается - потом щёлкает пальцами - ещё один жест, которого раньше не было - и произносит:
- Назови меня по имени.
Тупик. У него же нет имени - он сам всегда это говорил. Смеялся, почти гордился. Ичиго удивлённо открывает рот, собираясь возразить - но Пустой выставляет вперёд раскрытую ладонь.
- У тебя всего одна попытка. Иначе... - Он неопределённо поводит глазами. - А, да. Я считаю до десяти.
Что это может быть? Он бы не стал просто так задавать вопрос, у которого нет ответа.
- ...три...
А если? Ведь он сказал тогда, что у самого Ичиго нет и не будет имени. Куда оно могло деться, если не?..
- ...пять...
Но что, если нет? Ведь попытка-то всего одна.
- ...восемь...
Других вариантов нет.
- Десять.
- Ичиго.
Это они произносят почти одновременно, но Ичиго запаздывает - самую малость.
Пустой обходит его сзади, кладёт руку на плечо, наклоняясь к уху. Ичиго чувствует, как к спине через футболку прикасаются тяжёлые пряди.
- Знаешь, а ведь совсем чуть-чуть не успел. –в голосе почти искреннее сочувствие. - Ещё немного - и оказалось бы, что я зря её убил.
Ичиго отшатывается. Оглядывается, глядя ему в лицо. Не врёт. Правда, не врёт. Убил. Рукия мертва. У него даже осознать это сразу не получается.
- Ты же...
- Я ведь не говорил тебе, что она останется жива. - Пустой смотрит в сторону, немного скучающе наклонив голову. - А если бы ты угадал - то просто ничего не узнал бы. - Пожимает плечами. - Какое тебе дело до этого, в конце концов? Ты ведь уже всё равно её никогда бы не увидел.
Пустой даже позволяет ему ударить себя один раз, перед тем как заломить руки и прижать к стене небоскрёба. Долго гладит его, брыкающегося, кричащего что-то такое глупое, яростное и неважное, по голове. Шепчет что-то, успокаивая. Ичиго теперь кажется таким ребёнком - а ведь прошло всего-то... а сколько лет прошло?
По крайней мере, достаточно, чтобы капитан Кучики Рукия набралась сил для попытки отомстить за уничтоженного друга. Пустой даже рассказал ей сказку - красочную, до мельчайших деталей продуманную - как пожрал его.
Рукия была действительно благодарной слушательницей.
Была.
А Ичиго ненавидел, искренне и сильно.
Сколько смог.

- Что ты делаешь? - Пустой с любопытством наклоняется, заглядывая ему через плечо.
- Собираю слово. - Подумав, Ичиго добавляет. - "Вечность".
- Зачем тебе это? - он, кажется, впервые за "новое знакомство" выглядит удивлённым.
- Может быть, ты отпустишь меня хотя бы тогда. - Ичиго усмехается, не поднимая головы.
Он и сам прекрасно понимает, что делает и говорит глупости. Но у него теперь есть на них достаточно времени, в конце концов. Так почему бы и нет?
Пустой смеётся, выпрямившись, запрокинув голову. Потом наклоняется снова, серьёзно произнося:
- Я даже подарю тебе пару коньков впридачу.
И снова уходит.

- Расчеши мне волосы. - Пустой произносит это, не глядя на него.
Сидит в стороне, полубоком, свесив ноги в пропасть. Болтает одной – как ребёнок. Какая мирная картина.
- Много хочешь. - Ичиго не отрывается от разглядывания чёрного неба. Ему иногда кажется, что ещё вот-вот - и поймёшь, «что» там. Или «кто».
Пустой усмехается.
- Ты скоро совсем сойдёшь с ума, знаешь? - он оборачивается, склонив голову набок.
Ичиго знает. Но что ему за дело до этого?
- Эй. Так дело не пойдёт. Расчеши мне волосы, тогда я... дам тебе пару часов, может быть. - он говорит это со скукой в голосе, снова отвернувшись. Как хорошо, что Ичиго сейчас не видит, как он улыбается.
Ичиго вскидывается. Неверяще смотрит в чужую спину. Справившись с собой, он тихо - слишком привык молчать - говорит:
- День. - Поднимается на ноги.
Пустой улыбается шире. День? Что же, он сам этого захотел.
- Хорошо. - его шинигами, как всегда, так... наивен.
Откидывается назад, перекидывая тяжёлые пряди через плечо.
- Ну и?
Ичиго подходит - впервые сам. Останавливается в некотором недоумении - чем его расчёсывать-то? А Пустой всё наблюдает за ним - внимательно, очень внимательно. Взгляд диковато смотрится с улыбкой - пусть и не такой широкой, как обычно. И да, кажется, Ичиго знает, чего от него хотят.
Волосы у Пустого густые, жёсткие - колючие на кончиках. Сквозь пальцы проходят легко - Ичиго не понимает, зачем он просил их расчёсывать. Старается не прикасаться к его голове. Воспринимать волосы, как нечто отдельное от него. Приходит неуместная мысль о том, что мальчик по имени... имени... Не важно, какой по имени тоже наверняка расчёсывал волосы Снежной Королеве - всё-таки, в этом что-то определённо есть.
А Пустой откидывается назад, сам подставляясь под его руки - он сейчас как никогда похож не то на собаку, не то на кота, в приказном порядке требующего свою порцию хозяйской ласки.
Хм. Ласки. Это он-то, Пустой - у него ласки требует.
Забавно.
Потом его руки перехватывают. Тянут на себя, заставляя почти обнять Пустого сзади. Ичиго дёргается было вырваться - но вдруг чувствует, как чужой язык облизывает кончики пальцев - даже не облизывает - быстро прикасается к каждому, заставляя замереть.
- Кай. - произносит Пустой куда-то в воздух. – Его звали Кай.
Откуда он знает? Ах, да. "Вечность".
Каким-то текуче-лёгким движением Пустой поднимается, продолжая отпуская его руки, разворачивается - и целует. Наклоняется для этого - он ведь теперь на целую голову выше Ичиго. Придерживает за загривок - не больно, но дернуться не выйдет.
Снежная Королева целовала мальчика три раза. В сказке говорилось, что первые два уберегают от холода, а третий - окончательно отбирает душу. Как можно отобрать душу у души? Ичиго знает настоящий порядок - второй должен уберечь от сумасшествия. Хотя бы ненадолго. А третий?
О третьем думать не получается. У Пустого ледяные губы и рот - ощущения, как когда ешь летом фруктовый лёд - жарко и хочется, а от холода ломит зубы. А Пустой, похоже, успел за эти годы научиться целоваться. Ичиго не интересно, с кем - он вообще, по идее, должен бы сопротивляться. Почему не делает этого – уже совсем другой вопрос. Вцепляется, наоборот, в чужие плечи, тянет на себя – пусть хоть так, он всё-таки не хочет сойти с ума. Пусть даже таким… способом.
Пустой ведёт себя даже не властно – ведёт, как берущий своё. Давно своё. Как давно он знал, что так будет?
Потом - уже касается губами щёк, подбородка, снова губ. Ичиго закрывает глаза, и уже не так легко отличить - где к коже прикасаются привычные острые снежинки, а где - он, Пустой. То дыханием, то сам. Не нежно - бережно. Это совсем другое - так касаются ядовитой змеи на руках у циркачки или бесценной куклы, которой украдкой целуют фарфоровые пальцы. Ичиго старается не думать об этом - и змеёй, и куклой быть одинаково неприятно. В любом случае, он и не думал что это будет... так. Он вообще не думал, что это будет.
А Пустой улыбается. Отстраняется на пару секунд, разглядывая. Ичиго смотрит ему в глаза. Потом замечает, что, оказывается, успел вцепиться ему в плащ - сильно, почти как в судороге скрючив пальцы. Пустой склоняет голову набок, переводит взгляд от плеч на локти, от локтей - на запястья. Медленно. От этого взгляд ощущается, как прикосновение, заставляет инстинктивно передёрнуть плечами.
- Ха. - Как обухом по голове. Чёрт, Ичиго уже слишком привык к странному, новому Пустому, с незнакомым жестами и манерой разговора, и это "ха" - совершенно не переменившееся, заставляет отшатнуться.
Пустой смеётся. Весело ему, ох, как весело.
- Ну что же ты? Даже не будешь сопротивляться? - Это интерес, действительно, самый что ни на есть искренний интерес.
Любопытство.
Ичиго приходится поднять голову, чтоб посмотреть ему в глаза. Это неприятно - смотреть снизу вверх. Особенно на того, с кем - ты же знаешь, помнишь - должен быть одного роста.
- Нет. - Твёрдо. Нет, он не собирается снова оставаться здесь один - на часы-дни-года. Он всё ещё хочет вернуть себе хотя бы ощущение времени. Хоть бы и так.
- Ух ты. Удивил. - Пустой закатывает глаза, но тут же, будто опомнившись, снова наклоняется за поцелуем.
Нет, это не считается. Это всё ещё второй поцелуй.
Ичиго ощущает себя во сне. Не "как во сне", а "во сне". Пустой прогибает его под себя, держит почти на весу - так, что невольно напрягается и начинает болеть спина. И целует, целует... как будто получает от этого больше удовольствия чем от… дальнейшего. Ичиго отвечает - не особенно умело, скорее повторяя чужие движения. Это что-то оттуда, из "до сна", когда они были во всём одинаковы и просто и незамысловато друг друга ненавидели.
Просто. Тогда всё было так просто. Тогда Пустой ещё не превратился для Ичиго в единственное доказательство собственного существования, в гарантию, что он не странная рефлексия мирового сознания или просто чей-то бред.

Пустой опускается вниз, тянет его за собой. Усаживает к себе на колени верхом. Это неожиданно и не к месту вызывает стыд, странный, жгучий, ненужный - заставляющий рвануться обратно вверх, и не удержав равновесия, завалиться назад. Пустой тут же наклоняется следом, занавешивая белыми волосами окружающее пространство.
Становится темно. А Ичиго, оказывается, и не замечал - несмотря на чернильно-чёрное небо здесь всегда было светло. Даже интересно, света вроде как бы и нет - а всё видно. Как так?
А у Пустого, оказывается, глаза светятся в темноте. Хотя нет, не так, не светятся - просто их... видно. И всё, больше ничего. Он почему-то замирает над Ичиго, не делает больше ничего - просто прижимает собой к холодному, обледенелому камню.
Ну нет, нет уж, ни за что. Ичиго так не хочет.
Можно же ведь - выгнуться, прижаться самому, ощупью найти чужие плечи, проведя ладонями по бокам. Потянуть к себе. Что он делает? Что такое? Нет, Ичиго бы так не стал делать. Но он же уже и не Ичиго, да? Пустой отобрал у него имя. И ещё кое-что, кажется, собрался отобрать.
Ох.
Он начинает, наконец, и Ичиго даже немного жаль, что темнота уходит вместе с его волосами.
Шея - укусы, болезненные, в них нет вообще ничего приятного - как будто тебе собрались перегрызть горло. Но Ичиго всё же откидывает голову назад, подставляясь - ведь боль это тоже доказательство существования. Хотя, что-то же он там читал о людях без рук и без ног, у которых болят порезанные пальцы. Давно читал. Укусы переходят в засосы - тоже больно, но... уже как-то не так. Почему-то от такой боли жарко, а дыхание становится мелким и частым.
Ноги ухватывают под колени, раздвигают в стороны, прижимаются теснее. Ичиго с каким-то мрачным удовлетворением слышит, что и Пустого дыхание тоже сбивается. Не сильно и едва заметно - но у Ичиго хороший, очень хороший слух. Тишина способствует.
Одна рука случайно откидывается вбок, и Ичиго нащупывает ладонью острую стеклянную кромку на каком-то из окон. Краем сознания отмечает, что окружающее пространство перестаёт быть видно из-за поднятого ими облака снежной пыли, а Пустой стягивает с него футболку, приподняв под лопатки.
"All you need is a fak", о да.
Снег обжигает голую кожу, и Ичиго не вполне уверен, что это – он, снег, или раскалённые угли. Что холоднее - снег - под, или Пустой - над ним? Здесь Ичиго научился не искать ответы на странные вопросы.
...А Снежная Королева и Кай тоже?..
Хотя странные вопросы здесь приходят неизвестно откуда в огромных количествах. Гигантских. Деваться от них просто некуда.
Пустой, кажется, решает внезапно побыть нежным. Медленно-медленно выцеловывает ключицы, грудь, считает рёбра языком. Становится всё не то жарче, не то холоднее - Ичиго совершенно теряется. Только ощущение впивающегося в ладонь края разбитого окна и чего-то неожиданно тёплого, текущего по пальцам - слегка отвлекает.
Джинсы исчезают совсем уж незаметно - и как только так ухитрился? Опыт, видно, сказывается - тот самый, чёрт-знает-сколько-летний.
Уже не стыдно, совсем не стыдно. Пустой наклоняется, целует, накрывает распахнутым плащом и собой - и это... всё ещё второй поцелуй. От сумасшествия, или для?
А стекло ладонь уже и не чувствует. До кости добралось, никак? Жалко только крови, своей крови, она ведь тоже - жизнь.
Пустой фыркает, садится между его раздвинутых ног, отпускает. Напоказ облизывает пальцы, глядя в глаза - и от этого хочется одновременно отвернуться и не отрывать взгляд. И даже то, что мелькающий язык - синий, не так уж и отталкивающе. Пустой щурит глаза и кривит губы в усмешке.
- Ноги шире раздвинь. - наклоняется, опускает руку вниз. Ждёт. - Ну?
Это ещё одно. Ещё такая маленькая и стыдная деталь, ещё одно подтверждение чужой власти. Наверное. А может, просто забота о... любовнике, да? В любом случае, Ичиго не собирается этого делать. Хмурится, а Пустой закатывает глаза.
Начинает так. Это неприятно и как-то... унизительно, что ли. Пустой это проделывает явно не в первый раз, но всё равно... Ичиго не выдерживает и отворачивает голову в сторону, предпочтя задержать взгляд на торчащей из бетона кривой железке, чем смотреть Пустому в глаза и дальше.
К боли он был, в целом, готов - не страшно, бывало же и хуже, намного хуже. А вот к тому, что чужое тело окажется так... близко, нет. Близость. С ним. Даже так... Ичиго закрывает уши руками, будто пытаясь от чего-то спрятаться, не слышать, не...
Его кожа - почему-то прикосновение к ней вдруг начинает ощущаться сильнее. Гладкая, прохладная - не как у живого человека, а как у ящерицы или змеи. От такого прикосновения хочется уйти - но Ичиго не собирается сдаваться так просто.
Он не слишком-то хорошо уже различает, где боль, а где удовольствие, путает. Пустой замирает, закрыв глаза и приоткрыв рот. Потом скалится, выдыхая, толкается вперёд. Ичиго вздрагивает. Руки тут же почему-то поднимаются и вцепляются Пустому в плечи и волосы. Красное на белом - это уже что-то не совсем то. Не из этой сказки. Но у Ичиго сейчас совершенно нет времени об этом думать.
Пустой двигается - тихо при этом что-то шепчет в шею, не разобрать. Может, и молчит вовсе - а ему это всё только кажется. Ичиго тяжело и шумно дышит, зажмурившись, иногда мотая головой, будто стряхивая что-то с волос. В воздухе вьётся запах мороза и крови. Как клюквенная жвачка с ментолом из рекламы.
Возбуждающе. Вот это и правда забавно - узнать, почувствовать смысл слова спустя... много лет со своего шестнадцатилетия, теряя девственность под собственной шизофренией, которая когда-то взяла над тобой верх в своём - или уже не своём внутреннем мире.
Клиника.
Смешно?
- Ты же такой сильный. Не сходи с ума... Так быстро. - Ичиго не уверен, слышал ли это на самом деле - потому что всё тело начинает солоно-сладко, похоже на запах крови, тянуть. Ичиго невольно выгибается, выворачивается, вздрагивает - чувствует, как с Пустым происходит тоже самое.
Замереть.

Лежать на обледенелом бетоне - не так уж и страшно, как кажется. Пустой, в конце концов, холоднее - а ничего, обнимает, накрыв плащом. Тепла от него нет - это скорее просто жест.
- Зачем ты сделал это? - Ичиго говорит негромко, странно-задумчиво.
Пустой медленно поднимает голову, склоняет её набок, нависая над Ичиго. У него на лице - почти умилённое выражение.
- Я сделал? - он приподнимает брови. - Не-ет. - почти мурлыкает себе под нос. - Это сделали мы, мы оба. Вместе. И ты этого тоже хотел, - он подчёркивает слово голосом, - и тоже получил от этого удовольствие.
Ичиго пытается открыть рот, чтоб что-то сказать - но Пустой прижимает его к стене крепче, зажимает рот одной рукой. Щекочет шею дыханием, облизывает кончиком языка где-то там, где бьётся пульс.
- Ну нет. Слушай теперь, раз уж задал вопрос. - здесь проскальзывают уже опасные нотки, и Ичиго даже любопытно, что Пустой с ним может сделать. - Ты же сдался мне, уже давно - ещё тогда, когда впервые надел мою маску.
Потом Пустой резко поднимается на ноги, поднимает его вверх за шиворот - Ичиго тут же вырывается, отступает на шаг.
Слова заливаются в уши, как расплавленный воск - липко, обжигающе, жутковато. Пустой обходит его по кругу, будто играется - и это ещё одна маленькая капелька на нервы, проверка, потому что если обернётся следом - проиграет. Пустой опускает ладони ему на плечи, надавливает, снова заставляя опуститься вниз. Садится - уже почти привычно - у него за спиной.
- Смотри.
Поднимает руку, накрывает ею его лицо. Второй ненавязчиво обхватывает где-то на уровне локтей, предупреждая... лишние движения. Ичиго борется с желанием скинуть, вырваться... Но в этом есть что-то - что-то странное, отчего хочется знать, что будет дальше. Пустой прикасается кончиками пальцев к щеке - гладит, и это кажется намного более личным, интимным, чем всё, что было до этого.
Потом кожу жжёт - привычно-непривычное ощущение собственной реацу заставляет инстинктивно дёрнуться - но предупреждающая хватка становится железной.
Маска. Пустой медленно, очень медленно надевает на него маску - и возвращается позабытое ощущение чьего-то присутствия в голове, и Пустой уже ощущается... везде. В маске, позади, впереди, сверху и снизу. И Ичиго начинает кричать - потому что себя не чувствует - только его - и это действительно... нет, не страшно. Просто возможность полного исчезновения.
И шёпот. Тоже везде.
- Это называется - поглощать, пожирать. – в уши, в губы, в затылок. - Утаскивать во тьму, если хочешь. - потом пауза. - Чувствуешь? Это - пустота. - наравне с голосом в голове возникает какой-то звенящий шум. - Это - я. - скорее угадывает смысл, чем слышит. - И ты тоже.
Последние звучит неожиданно ясно.

А "Вечность" он всё же собрал. Но Пустому не говорил ничего - а тот или не заметил, или сделал вид, что не заметил. Всё так же приходил и уходил, но больше поцелуев - насильных и не очень - себе не позволял. Зато меньше - сколько угодно. Запускал пальцы в волосы, обнимал, при разговоре часто наклонялся, беря двумя пальцами за подбородок. Навёрстывал упущенное?
Ичиго начал от него скрываться. Он... с ним было невозможно. А без него Ичиго начинал разговаривать сам с собой. А ещё - с Рукией, с сёстрами, отцом. Со всеми. Это было ещё не сумасшествие - это был уступ, за который он уцепился, чтобы в него не сорваться уж совсем.
Но если Пустому действительно этого хотелось, он его всё равно находил.

Он держал руку за спиной, будто что-то пряча. Ичиго отвернулся, собираясь уйти ниже по небоскрёбам, спрыгнул, привычно больно ударившись босыми ступнями о лёд. Хорошо хоть, здесь он был не скользким - а то неизвестно, сколько Ичиго пришлось бы вот так кататься с высотки на высотку, однажды спрыгнув. Нет, Пустой бы его выловил, конечно. Но слушать вновь нечто насмешливо-ехидно-поучающее было бы невыносимо.
- А у меня для тебя подарок. - слышится позади голос. Если ему нужно, он умеет быть настойчивым. Хорошо, если не навязчивым.
- Что? - Ха, Пустой, дарящий подарки, это что-то новенькое.
- Подарок. - повторил он.
Обернуться.
Ичиго хохочет уже откровенно ненормальным смехом, захлёбывается. Пустой гладит его по голове. На пальцах второй руки у него верёвка, а на ней - пара новеньких белых коньков.

Когда Пустой приходит в следующий раз, Ичиго уже не убегает. Оборачивается, смотрит, склоняет голову набок. Это уже не его жест.
- Насчёт обещания... - насмешливо произносит Пустой. – Знаешь, в Уэко Мундо не бывает дня.
А потом целует в третий раз.

@музыка: Король и Шут - Марионетки

@настроение: Скоро опять в отпуск, йу-ху!

@темы: Фанфики

---

Так.

Господи, да ведь в этой песне вся она... Всё моё восприятие её, всё, что испытываю к ней. Она говорила - "Пиши, только если что-то нужно." Это... Я хотела бы спросить её, что это за песня, кто её поёт. Хотела бы. Хочу...
...А вообще, весь итог - я не смогу слушать некоторые песни и буду каждый раз вздрагивать, когда кто-то будет говорить о яблоках и физике.

---

Так вот.

Уж не знаю, порадую я кого-то или огорчу, но завтра вечером я снова уезжаю - не так надолго, но на две недели точно. Теперь вряд ли буду бывать и отвечать даже с телефона, ибо - деревня, не ловит ничего совсем.
Едем к родителям отчима - и я этому несказанно рада, кстати) Они замечательные, и воспринимали меня всегда, как родную и любимую внучку. Я вообще иногда поражаюсь, насколько мне с ним (отчимом) Повезло. С большой буквы. Старший, любящий, иногда ворчащий и всё время балующий брат. Я его обожаю, честно) А бабуля Женя как обычно будет плакать(это не метафора), что мы с мамой страшно исхудали, что надо откормить срочно, что бедные мы несчастные
Ну это так, лирика.
Вообще-то пост к тому, уезжая - берём с собой ноут. Две недели без интернетов, соображаете? Сколько всего написать можно... И да, я помню про висящие на мне заказы - выполню)
Но можно и впрок надавать ещё... Так что - кто желает, всё как обычно - пейринг, рейтинг и что-то вроде фразы/слова/ситуации/картинки и вообще всего, что придёт в голову) Абсолютно что угодно))
И да - может, кто посоветует травы кроме Соула? А то что такое пятьдесят серий, на пару дней всегоXD

Зазывалочка

@музыка: Опять что-то из Менсона

---

Ненависть

Ну что я могу насчёт этого сказать? Эксперимент, чистой воды эксперимент. Не то, что бы прямо очень удачный, но всё же...

Название: Ненависть
Автор: Murury
Бета: Она снова куда-то подевалась><
Дисклэймер: Не моё, поиграла и вернула
Жанр: ангст, сюр
Фэндом: Блич
Предупреждения: возможный ООС
Рейтинг: R
Пейринг: Хичиго/Тенса или Тенса/мозг Хичиго, как вариант
От автора: оно выросло из маленького драббла, когда-то давно писанного на однострочники. И оно странное, опять.

На вид ему - лет десять, не больше. Даже и не поверишь сразу, что он - это Зангетсу.
Но Пустой знает - ощущает каким-то - шестым, седьмым или двадцать первым чувством.
Все-таки они с ним - практически одно целое.
Еще - вокруг вода.
Сверху, снизу, позади и впереди.
Непривычно.
Но собственная реацу вполне себе позволяет спокойно стоять, будто в воздухе.
Если бы Пустой дышал, то наверняка бы здесь захлебнулся. Хотя, может и нет.
Тенса этот вроде как не торопится начинать корчиться и царапать грудь ногтями.
И это... И это - тот, кому он должен подчиняться?
Тенса делает пару шагов в воде - тоже на реацу держится, небось. Останавлвается на некотором расстоянии.
- Мы должны помочь ему. - о ком он говорит, ясно.
Наверное, Пустой ненавидел их обоих.
- Хе. Я никому ничего не должен. - отворачивается, скривив синие губы. Вокруг - привычные высотки - и все такое мутное.
Где-то на стенах растут склизские водоросли, где-то в провалах окон прячутся жуткие слепые рыбы. Только изредка мелькнет между створок призрачный голубоватый огонек.
Перед глазами расплывается. Это дом, там, впереди? Или один из тайных страхов здешнего хозяина?
Пустой терпеть не может воду.
И глубину.
Но солнце почему-то не любит даже больше.
На плечо опускается чужая рука.
Он резко оборачивается, стряхивая ее, отшатывается - будто бешенная собака от огня.
Бешенная собака? Его так вполне можно назвать. Вроде бы и вдвойне опасна, и вроде бы - неизвестно, когда попытается загрызть хозяина.
- Ты не понимаешь?
- Я все понимаю. Я не хочу - и не буду.
- Он же умрет.
- Да какое мне дело?
- А если я прикажу?
Пустой резко подается вперед. На лице в красках расцветает обычная ненормальная, косо делящая лицо пополам улыбка. Рука нашаривает меч за спиной.
- Ну попытайся, шкет.
Напасть.


...А все-таки, надо было догадаться, что Зангетсу даже в этом облике способен заставить его захлебываться собственной кровью. Задыхаться ею и водой, которая вдруг стала мешать. С каких пор он начал дышать?
Вокруг расплывается, растекается, закручивается кружевом багровое облако.
- Не стану я тебе подчиняться!
Надрывно, выкашливая кровь, стараясь совсем уж не завыть позорно. С какой-то безнадежной, пронзительной ненавистью глядя вверх, в абсолютно спокойное детское лицо.
Зангетсу спокойно берет его за шиворот и тащит за собой, вниз, к какой-то более-менее ровной площадке одного из небоскребов. Даже и не напрягается.
Пустой неуклюже, заторможенно - смешно даже, пытается вырваться, взмахнуть мечом - но вода вокруг становится вязкой, как глицерин. Зангетсу оборачивается на пару секунд, и отбирает меч. Пустой шипит в бессильной злости.
Потом пытается хоть как-то - броситься, ударить, удушить, загрызть зубами. Тенса смотрит молча, почти печально. Тоже мне, бар-рышня с платочком.
И ками, кто бы знал, как ему хочется его крови. Нет - он же сказал, нет! Его, не своей.
Зангетсу пока только отбивает его... Попытки. И от осознания, как жалко Пустой сейчас смотрится, ему хочется себя убить. Или нет - сначала разрушить здесь все до самого основания, высушить всю чертову воду, которая так мешает, разорвать, пожрать, поглотить...
О, как же он ненавидит.
Правда, уже с трудом различает от боли, кого или что.
Зангетсу только отбивается.
Только вот, кажется, пара ребер уже сломанны. И рука еле подчиняется. И... И вода, чертова вода. Давит, давит со всех сторон.
Боль-но.
Это называется - отчаяние.
Когда враг - хлипкий мальчуган, так и не поменявший за все время выражение лица, только старающийся отбить твои броски - такие сложные, такие сильные, такие...
Бесполезные.
А раньше Пустой и не знал, что кровь его, оказывается - соленая.
Он так грезил этим вкусом, так его желал - и получил.
Вот только он не хотел свою.
Он хотел - Гриммджо, хотел Бьякуи, Улькиорры. Крови Ичиго хотел больше всего. Пить и пить - сглатывать, облизываться, разрывать его плоть, чтобы получить ещё и ещё.
А Зангетсу так вот, запросто, поит Пустого его собственной.
Под конец он просто падает на колени. На теле очень много синяков. Зангетсу просто позволял ему попадать то на рукоять катаны, то на нос сапога. Иногда просто как-то по-детски подло и не по-детски действенно подставлял подножки. Даже не оцарапал ни разу - при обнаженном то мече. Это еще унизительнее.
А Зангетсу, кажется, надоедает.
Вода давит многотонной плитой, распластав по стене небоскреба - в щеку больно врезается край острой раковины.
О, ка-ами. Он заставит - заставит их сожрать собственные глаза. Будет смешно - так смешно, так весело, смотреть, как они будут давиться, дергаться...
Пустой заливается каким-то дерганным, задыхающимся, всхлипывающим хохотом.
- Не-на-ви-ижу-у! - кричит так громко, как только может - сипло, сорванно - но все равно - пусть, пусть слышит, пусть знает!..
И снова хохочет. Заливисто, сумасшедше. Его всего трясет.
Потом всхлипывает. Потом ещё. И ещё раз.
А что? Сумасшедший же, значит - можно. Сумасшедшим все можно. К тому же, выходит это совсем не по женски. Это выходит злобно, ожесточенно, с воями, с хрипами.
Никак, ну никак не успокоиться.
А Тенса наблюдает. Потом подходит, опускаясь на корточки.
Хичиго видит только один черный сапог и край плаща.
А потом - замирает и замолкает.
Потому что чувствует чужую руку в волосах.
Не шевельнуться.
Он ожидает, что его сейчас схватят за волосы, поднимут на ноги.
Но.
Его осторожно, едва касаясь, гладят по макушке. Потом Тенса опускается на колени и тянет к себе, так что Пустой теперь утыкается носом куда-то ему в бедро.
Он всхлипывает, вцепившись скрюченными пальцами в чужой плащ, пачкает его кровью - вода слишком густая, чтоб она растворялась быстро. И отчаянием.
Отчаянием пачкает намного сильнее.
Вода вокруг им просто пропахла.
Не рыдать совсем уж взахлеб.
Потом Тенса приподнимает его за подбородок - и властность этого жеста как-то резко диссонирует с детскостью облика. Внимательно оглядывает, наклонив из стороны в сторону. Пустой пытается оскалиться, сказать что-то - столь же едкое, столь же гадкое... Тенса приставлят палец к губам.
А Пустой понимает - что сейчас - вот прямо сейчас - он устроит истерику, злую такую, позорную.
Смешно. Это все так смешно.
Тенса оттирает рукавом его лицо.
Странный.
Вокруг же вода.
А если получится поднять руку, то его запястье легко переломится. И кости с хрустом вспорут кожу.
И тогда Тенса будет кричать.
Это просто физиология - тот, кому сломали запястье, не может не кричать.
Пустой хотел бы услышать его крики, очень хотел бы.
Но вода, эта вода...
А от руки в волосах почему-то хорошо. Хорошо.
Спокойно?
Как это?
Так... Как-то...
Почему-то убить его хочется уже и не так сильно.
А потом его отпускают. То есть совсем - и вода не давит, и Тенса встает и отходит на пару шагов.
- Он скоро будет здесь. - зампакто медлит, прежде чем продолжить. - Иди ко мне.
Раскрывает руки в стороны, приглашая.
Полная беззащитность.
Что за идиотские жесты.
Кажется, где-то говорилось, что зампакто похожи на хозяев?
Пустые, наверное, тоже.
Потому что он не бросается, чтобы перегрызть, наконец, горло ненавистному... "Партнеру". Как хотел только что. А как-то даже - осторожно, да? - Прижимается к нему. Гладит по спине, как гладят ядовитую змею - готовясь тут же отдеруть руки при малейшем подозрительном шевелении. Гладит, хоть хочется нажать тут и тут - чтобы позвоночник переломился к чертям собачьим. Хочется - очень-очень. Но почему-то...
Тенса обнимает его в ответ.
Он пахнет сталью и кровью - Пустой не понимает, как можно чувствовать запахи в воде, но - чувствует.
Запах этот - хороший, очень. Он зарывается носом в тёмно-коричневые пряди, ловя его - он же Пустой, все-таки.
Все Пустые - звери.
А звери слишком падки на запахи.
Он ведет носом до его уха, облизывает за ним.
И на вкус кожа у него - как металл.
Пустому... Нравится?
И даже желание изничтожить его отходит... Куда-то. Куда-то же там отходят желания в этом ненормальном мире.
Появляется другое.
Совсем другое.
Вода пружинит, когда он почти толкает Зангетсу в грудь - он падает между двух окон, увлекая за собой и Пустого.
Это...
Это называется - це-ло-вать. Он, наверное, не умеет - правильно.
Но какая разница?..
У Тенсы мягкие, почти еще детские губы. Кусать, облизывать, прихватывать своими.
Вкусно?
Странно. Но хочется ещё.
Тенса при этом не закрывает глаз - а глаза внимательные, взрослые. Потом - сам подается вверх, навстречу.
Вот Тенса почему-то умеет целоваться.
Это даже смешно - мальчишка с душой мертвого меча, учащий целоваться вечно озлобленную и ядовитую тварь, которая души жрет. И его, мальчишку, ненавидит.
Или?..
Хотя, конечно ненавидит.
Это просто помутнение. Да, ну конечно же. Тварь же еще и сумасшедшая, ко всему прочему.
О да.
Тенса слегка отталкивает его от себя, расстегивает на себе плащ. Пытается было потянуться к Пустому руками.
Ну уж не-ет.
Тенсе, наверное, не слишком-то нравится, когда его заваливают обратно на бетонную стену - пусть вода и смягчает удар.
Но это...
О, какая у него кожа. Можно бесконечно пробовать на вкус.
Трогать, стягивая с него раздражающе-мешающий плащ - целовать, кусать за ребра и живот, опасно-остро облизывать шею. Избавляться от собственной одежды, прижиматься к нему - теплому, живому почти.
У Пустого кожа не холодная и не теплая. Что-то средне-неощутимое. Неожиданно. Хорошо?
Ещё Пустой держит его за запястья - крепко прижимает к каменной поверхности, давит почти до синяков.
И эта нотка тоже оказывается для Тенсы... О.
Самым, наверное, запомнившимся было - когда Пустой стягивал с него сапоги. Один, второй. И было так... Зангетсу и не думал, что от этого можно покраснеть. Особенно потом, когда Пустой - как-то изучающе, что ли, глядя на него - сжал в ладонях ступни, проведя большими пальцами по выемке. Было не щекотно, но странно приятно.
А потом снова был поцелуй - Пустой явно учитывал полученный опыт, и использовал... Использовал тоже.
Запах.
А всё равно ведь пахнет кровью и металлом.
Если прокусить ему кожу до крови - он будет недоволен.
Хотя, какая, в сущности?..
Но это потом. А сейчас... Тенса, раскрасневшийся, прижимающийся. Он...
Потом Пустой его берет. Забирает, замирает. Себе, только себе.
А Тенса сжимает бока коленями, до синяков небось - и у себя, и у него. Вцепляется в плечи, прижимается животом, откинув голову назад.
Кажется, Пустой хотел его криков?
Что же, желания иногда исполняются.
Кричал Тенса громко, гортанно - метался. Метался, как обычно мечутся люди, которым снится кошмар.
Вам когда-нибудь снились кошмары, в которых вас пожирает темнота?
А Пустой не сдерживался. И шептал, как-то тихо и сумасшедше, ему на ухо.
Задыхался.
О, он ненавидит Тенсу. Он его убьет, убьет.
Потом.
А конец... О.
Все тело - и его самого, и под ним - скрутило, выгнуло, обожгло. По животу, в груди - заставляя распахивать глаза, кричать - и Пустой уже вовсе не был уверен, показалось ли ему, что их голоса перемешиваются.
Пустой попробовал его крови - потому-что плечо ему все-таки прокусил.
Металл.
Вкус-но.

А потом они стали одним.

@музыка: Мерлин Менсон - Redeemer

@настроение: Э?.. Вы у меня спрашиваете?

@темы: Фанфики

---

Маленькая-маленькая истерика. (Да, у меня они тоже бывают)

Не, народ, я правда старалась держаться. Я правда пыталась не поддаваться всеобщей панике насчёт будущей кончины Гина. Но ё-моё...
Дочитала только что новую главу, пробрал нервный смех. Кубо сделал всё по сценарию, да!!! Айзен сначала вроде умирает, а потом выдаёт, как обычно, убойно пафосную фразу - "Я выиграл, Гин... Хоугиоку во мне, что ты украл - уже часть меня..."
Кубо, где твой мозг?! Гин же его траванул( десять раз хочешь выделю?), причём тут нафиг Хоугиоку, а?!
Пробирает не то на нервный смех, не то на рыдания.
Я всё ещё надеюсь, что он останется жив.

Так, ладно, оканчиваем истерику. Она была недолгой, но сильной.
Айзен - феяXD

---

Игрушка)

Моб "Глазами трёх людей..." от  маленький грустный тролль:

Правила игры: всем желающим я даю три ситуации, на каждую из которых вы должны посмотреть глазами оптимиста, пессимиста и реалиста.


1. Ты просыпаешься утром и видишь, что твои руки превратились в клешни.
Оптимист блондинка: Ва-ау! Как круто!
Пессимист такой пессимист: Ау, крыша?
Реалист хиппи: Не надо было вчера столько пить. Вот не надо.


2. Коллеги на работе рассматривают какие-то фотографии, смеются и странно поглядывают на тебя.
Оптимист: Народ, гляньте какие у меня клешни теперь! *радостно демонстрирует, не замечая, что все как-то сбледнули с лица"
Пессимист: Кажется, лечиться пора не только мне...
Реалист: Я пила, а они курили что ли?.. *почесала лоб клешнёй, случайно сделала лоботомию* Ой...


3. Ночью в тёмном переулке ты слышишь у себя за спиной тихое "Сакуджо! Сакуджо! Сакуджо!".
Оптимист: Ку-ку... Манья-ак... Я иду тебя искать... *зловещее щёлканье клешнями*
Пессимист: Хе, а вот и галлюцинации. Слоники?.. Ау.
Реалист: Это сон. А я тучка, да.

@темы: Разные разности